Шестое заседание Научного семинара Школы философии и культурологии НИУ ВШЭ

24 февраля 2021 года прошло очередное заседание Научного семинара Школы философии и культурологии НИУ ВШЭ, посвященного актуальным публикациям сотрудников. На нем обсуждалась статья Инишева Ильи Николаевича “Воплощенная креативность” [Embedded creativity: structural interconnections between materiality, visuality, and agency in everyday perceptual settings // Creativity Studies. 2018. Vol. 11. №. 1. P. 70-84].

Видеозапись семинара здесь.

В начале доклада Илья Николаевич объяснил, что контекст данной темы сводится к проблематике взаимосвязи восприятия и материи, которая представлена в нынешней интеллектуальной культуре достаточно широко. Основная интенция контекста состоит в том, чтобы рассматривать материю не как пассивный объект, но в качестве неотъемлемого компонента смыслового измерения нашего опыта. Докладчик подчеркнул, что в статье говорится о специфическом типе материи, который характерен для человеческого перцептивного мира, т.е. о материальности, которая связана с перцептивным опытом от первого лица, поскольку генерируется в рамках такого опыта. Соответственно, перцептивный опыт не описывается исключительно в терминах пассивности (рецепции), но обладает в некоторых из своих модусов генеративным, или продуктивным потенциалом. Далее И.Н. Инишев продемонстрировал таблицу № 1 из статьи, которая иллюстрирует один из основных тезисов: наш перцептивный опыт представляет собой систему перформативных пространств, включающих в себя не только определенную модальность субъективности (тип перцептивной установки и модус активности), но и коррелятивный ей тип материальности (с соответствующим типом агентности). Строки в таблицы (горизонтальное измерение) репрезентируют ряд идеально-типических “experiential clusters”, отношение между которыми (обратимая динамическая и структурная связь) репрезентируется по вертикали. Наш перцептивный опыт устроен как движения от одного элемента спектра к другому, и в рамках этого движения каждый из “experiential clusters” претерпевают внутренние структурные метаморфозы, тем самым обеспечивая континуальность перехода, или «целостность сознания/опыта». Эти метаморфозы касаются как режима субъективности, так и режима материальности. Таким образом, материальность выполняет различную функцию (обладает различной агентностью) в разных модусах опыта.

 

И.Н. Инишев подчеркнул, что данный подход позволяет вывести проблематику культуры за систему координат гуманизма, когда культура трактуется в ориентации на авторизованные смысловые комплексы и интеллектуальные практики. Теоретические подходы, на которые опирается докладчик, размывают границы между материальным и смысловым, а значит заключают в себе потенциал для пересмотра представлений о культуре, сложившихся на сегодня. Культура в этом случае трактуется не по модели историзма (исторически сложившиеся и особо ценимые формы/результаты мышления), а в значительной степени связана с пространственностью, телесностью и материальностью. Докладчик обратил внимание на фактор, который важен в связи с проекцией проблематики теории восприятия на проблематику культуры. Речь шла о модальности материи, где материя, с одной стороны, факультативная опора для какого-то смыслового содержания, а, с другой стороны, сфера, которая сама генерирует смысловое, которая не может быть ассимилирована посредством медиума языка. Автор статьи предложил рассматривать культуру не столько как сложившиеся сегменты социального мира (архивы, определенные интеллектуальные и перцептивные паттерны, музеи и фонды), но рассматривать культуру как процесс культурализации. Важность динамического понимания культуры как процесса культурализации заключается в том, что культура рассматривается как изменение кондиций окружающего мира, включая его материальную составляющую. Культурализация охватывает собой не только социальную жизнь, но и материальные среды. Культурализация материальных сред – непосредственный эффект социально-экономической динамики последних двух столетий. Индустриальная революция привела к расширению номенклатуры материальных объектов. Материальное производство стало выходить за пределы соразмерных человеку прагматических линий, так как логика капитализма не ориентирована на логику жизненного мира: производимые товары более не аккумулируются жизненным миром. Современное общество не в состоянии интегрировать материальные среды в жизненные миры индивидов. Это ведет к тому, что интенсивная (индустриальная) фаза материального производства переходит в экстенсивную (постиндустриальную): материя становится более сложной в терминах структуры и текстуры; она переходит от стадии множества объектов к стадии избытка поверхностей (материя образует перцептивную экологию). Снижается роль фактора функциональности (функционализация материи как форма ее ассимиляции) и возрастает роль тактильности (как следствие планаризации и дифференциации материальных сред). На смену этапу материальной эксплозии (количественного расширения) приходит этап материальной имплозии (качественной дифференциации). «Культурная» роль материи отныне меняется: она не ассимилируется «внешней» прагматикой (внешними по отношению к ней «логиками»), но становится «генеративной»: перехватывает и «преломляет» наши «интенции», генерируя новые поведенческие возможности и эмоционально-телесные реакции. 

 

 Для докладчика важна идея материальности, тесно связанной с нашей перцептивной способностью; связанной не только в том смысле, что она поддается восприятию, но, прежде всего, в том, что различные ее формы (объект, знак, текстура, мембрана) обусловливают соответствующий режим восприятия (идентификация, чтение, пребывание, погружение). Мембрана, или экран, представляет собой «генеративную материальность» – максимально дифференцированную поверхность, образующую перцептивную среду, располагающуюся по эту сторону различения материального и смыслового. На сегодняшний день материя этого типа составляет если не доминирующую, но значительную часть повседневных материальных сред. Это ведет к тому, что меняются режимы нашего поведения, нашего восприятия.

 

В этой связи И.Н. Инишев различает два вида восприятия, которые можно условно обозначить как «быстрое» и «медленное». Быстрое восприятие, или восприятие с низким разрешением — это тип восприятия, при котором материя выполняет вспомогательную, или опорную функцию: когда материя присутствует в горизонте нашего опыта в модусе объекта или в модусе знака. Этот тип восприятия характеризуется интенциональностью, или активизмом со стороны воспринимающего. Роль материальности воспринимаемого здесь минимальна или малозначительна с точки зрения ее вклада в «смысловую» составляющую. Такой род восприятия отличается объектной направленностью, моносенсорностью, моноканальностью, а также дефицитом внимания к перформативной стороне: такие перцептивные акты – переходные, то есть встраиваются в цепь других восприятий, не будучи осуществляемыми ради них самих. В этом отношении такие перцептивные акты встраиваются во «внешние» пространственно-временные формы. Медленное восприятие, или восприятие с высокой разрешающей способностью, характеризуется тем, что в этом случае «прямолинейная» интенциональность воспринимающего субъекта замедляется, или перехватывается текстурой воспринимаемого (материей в модальности поверхности и мембраны) и как бы рассеивается. Оно медленное в том смысле, что не перескакивает через осуществление перцептивного акта, его специфические пространственность и темпоральность (как это происходит в случае «быстрого восприятия», когда сам перцептивный опыт обладает статусом «пустой территории», которую необходимо пересечь как можно быстрее, полностью сосредотачиваясь на «интендируемом», т.е. идентифицируемом «объекте»). Важной структурной чертой этих двух типов восприятия (и коррелятивной им материальности) является то, что они либо генерируют новые перцептивные формы, поведенческие паттерны и телесные установки, как в случае «медленного» восприятия, либо перформативно фиксируют перцептивную инфраструктуру сложившихся социальных форм, как в случае «быстрого».  

 

Таким образом, И.Н. Инишев отметил, что формы восприятия (перцептивные кластеры) содержат в себе определенные политические импликации. То есть каждый из режимов восприятия заключает в себе политический эффект, проистекающий из его структурных характеристик. Соответственно, каждый акт восприятия сам по себе оказывается политическим. Политическая специфика медленного восприятия, в отличие от быстрого, состоит в том, что медленное восприятие блокирует влияние «символического». Символическое — это сложившаяся конфигурация значимого, восприятие которого до известной степени автоматизировано. Это восприятие предполагает минимальную степень активации эмоционально-телесных ресурсов индивида и, в этом смысле, минимальную степень его (само)присутствия. Соответственно, «символическое» представляет собой категорию семиотических единиц, обладающих максимальным манипулятивным эффектом (к «символическому» относится большинство «культурных продуктов», восприятие которых предполагает те или иные стандартизированные формы «понимания»).

Распространение определенных перцептивных режимов заключает в себе коррелятивные политические возможности. Распространение форм медленного восприятия связано с материальной динамикой современной индустриальной/постиндустриальной эпохи. Ключевой эффект этой динамики – движение от экстенсивной материальности к интенсивной. Интенсивная, или генеративная материальность (о различии физической поверхности и генеративной мембраны см. таблицу 2 в обсуждаемой статье) представляет собой не объект восприятия, а нелокализуемую плоскость, совпадающую с объемом и структурой человеческого воображения (речь идет о своего рода экстернализации и усилении воображения индивида). При этом пролиферация этого типа материальности в современных средах – прямое и автоматическое следствие индустриального производства (и соответствующей «логики развития»). Из этого проистекает утопическая надежда докладчика, которую он охарактеризовал как «имагинативную акселерацию». На сегодняшний день динамика материальных сред такова, что она в значительной степени поддерживает эту тенденцию к автономизации (отсоединению от каналов постоянной – актуальной и потенциально – связи с символическим), то есть к распространению и к стабилизации медленных режимов восприятия и, соответственно, присущих им политических эффектов. В свою очередь, эффекты эти связаны с тем, что это восприятие не является субъективным, так как оно зависит не только от социальных структур, но и от определенного типа материальности, распространение которого не контролируется социальными и политическими институтами. Таким образом, речь идет о материально фундированных формах воображения.

 

Обсуждение доклада началось с вопроса Алексея Анатольевича Глухова: нет ли противоречия в том, что, с одной стороны, «медленное» восприятие блокирует символическое, затрудняет мобилизацию извне, поддерживают индивидуальную автономию, а, с другой стороны, является воображением, которое поддерживается материальностью и тем самым не является субъективным? Отвечая, докладчик указал на возможность противоречия только в том случае, если отождествлять автономное с субъективным. Он также сослался на феноменологическую линию, в которой автономия связана с самотрансценденцией, где субъективности «больше» тогда, когда она отказывается от позиции контролирующего себя субъекта, находящегося в режиме активной перцепции, или того, что в докладе описывается как быстрое восприятие. 

 

Владимир Натанович Порус спросил докладчика о возможности перехода из медленного восприятия в быстрое, когда субъективная активность может стать пассивностью по отношению к самой себе. Мария Юрьевна Кречетова попросила привести пример культурного объекта как исключительно материального, не имеющего смыслового измерения. Докладчику задавали уточняющие вопросы, связанные с человеческой агентностью.

 

Ольга Анатольевна Жукова задала следующий вопрос: становится ли тело экраном в континууме новой (генеративной) материальности? Докладчик пояснил, что телесность в его схеме присутствует не в качестве воспринимаемой поверхности, в качестве ресурса восприятия. Тело присутствует в любом перцептивном акте, но модус и интенсивность присутствия зависят от типа «перцептивного кластера». Ольга Анатольевна также поинтересовалась тем, как данная теория решает вопрос с природой как объектом изначальной материальной реальности. Автор статьи предложил следующие выводы из представленной им модели: различия между природой и культурой не являются качественными, онтологическими, но, скорее, количественными. Разница между природой и культурой — это разница между типами восприятия (соответственно, кондициями материальности).

 

Мария Барановская