Состоялся второй, публичный семинар НУГ «Советская теория войны» с участием Е. Соколова

18 февраля прошёл второй семинар НУГ «Советская теория войны». Семинар был построен вокруг доклада независимого исследователя Егора Соколова на тему «Сталин versus Клаузевиц: рецепция теории войны Карла фон Клаузевица в Советском Союзе». Основными предметами дискуссии стали вопросы интерпретации Клаузевица в высших эшелонах власти (как военной, так и гражданской), применения его идей внутри советской теории, а также о его значении в различные периоды истории СССР.

18 февраля состоялся второй семинар научно-учебной группы «Советская теория войны». С докладом выступил Егор Соколов, независимый исследователь, один из ведущих специалистов по советской военной теории и рецепции наследия классика философии войны, Карла фон Клаузевица. 

Егор начал свой доклад с того, что Клаузевиц далеко не сразу был воспринят в качестве авторитетного военного теоретика – в XIX веке главным ориентиром для теории войны в России считался барон Жомини, и в Российской империи Клаузевиц был известен относительно узкому кругу специалистов. Ситуация меняется в ходе Первой мировой войны: в 1915 году среди европейских социалистов идут споры между группами, поддерживающими свои национальные государства в конфликте, и радикалами, стремящимися перевести «империалистическую» войну во всемирную революцию. В рамках этой полемики трактатом Клаузевица «О войне» начинает интересоваться В.И.Ленин, которого вдохновляет не только интерес к этой работе Фридриха Энгельса, но и собственно идеи Клаузевица о связи войны и политики. При этом во внутрипартийных дискуссиях аргументация Ленина по существу не меняется, однако Клаузевиц выступает для него одним из научных авторитетов, на которых можно сослаться.

Этот эпизодический интерес сыграл ключевую роль для советских военных теоретиков, которые должны были в короткие сроки превратить Красную армию в боеспособную силу. Для них авторитет Энгельса и Ленина стал средством легитимировать собственный интерес к наследию Клаузевица и на основе его идей разработать собственную военную доктрину. В 1920-е этим занимаются военные специалисты, имевшие за плечами еще Николаевскую академию (А.Е.Снесарев, А.А.Свечин), но настоящий расцвет происходит в 1930-е: появляется первый научный перевод «О войне» (который выдерживает до 1941-го целых пять переизданий) и других работ, в 1935-м биография Клаузевица выходит в серии «ЖЗЛ», к Клаузевицу активно обращаются кадровые военные из Генерального штаба – М.Н.Тухачевский и Б.М.Шапошников.

Ситуация меняется в годы Большого террора, в 1937-38 значительно сокративший прежний офицерский состав Красной армии. К 1940 году уцелевшие генералы избегают рассуждать о большой стратегии и связи войны с политикой, предпочитая ограничиваться более узкими техническими вопросами, и главным марксистом (а по совместительству – главным военным теоретиком) оказывается И.В.Сталин. Роль Сталина в войне, пресловутые «десять сталинских ударов» оказываются не только стратегическими операциями, но актом переучреждения научного знания о войне как таковой. Теперь для успеха не нужно искать авторитетов в прошлом: победа в войне оказывается решающим доводом, и именно Сталин в своих решениях осуществляет объединение теории и практики.

Теоретически эта ситуация закрепляется в известном ответе Сталина на письмо полковника Е.А.Разина (1946): Клаузевиц относится к устаревшему «мануфактурному» периоду войны и объявляется идеологом побежденного германского империализма; а Ленин рассуждал о нем не как военный, а как политик (и, соответственно, в области военной теории его мнение нерелевантно).

В итоге на протяжении 1960-х – 80-х устанавливается то, что Егор Соколов назвал советской «военной философией» (в отличие от философии войны): когда философствовать на соответствующие темы начинают военные и политработники. Клаузевиц выхолащивается до единственного тезиса (и встраивается в историко-философские схемы наподобие «Фалес – вода», «Платон – идеи», «Клаузевиц – война как продолжение политики»). Перестают выходить новые переводы, посвященные ему исследования, а философия войны начинает сводиться к изобличению империализма, воспитательно-патриотическому осмыслению Великой Отечественной и воспроизведению ограниченного набора тезисов о превосходстве советской военной мысли. Клаузевиц в СССР умирает не при Сталине, а именно в этот период, когда скучнеет и мумифицируется.

После доклада участники семинара обсудили ряд дополнительных сюжетов: о роли Клаузевица в военной реформе Пруссии 1808 года (и возможной ее рецепции в СССР), о конкретных его идеях, которые повлияли на советскую военную доктрину, о возможной мотивации полковника Разина при написании его письма Сталину. Егор Соколов также отметил, что исследование роли Клаузевица для советских теоретиков является весьма перспективной областью исследований, где ещё многое предстоит сделать. Прусский теоретик и его влияние на советскую военную мысль снова порождают дискуссии – после долгого вынужденного перерыва.