Исследовательский семинар: распределенная образность: визуальность и материальность
Очередной исследовательский семинар был посвящен проблеме взаимосвязи образности и материальности
И.Н. Инишев
Распределенная образность: имагинативные практики современной культуры
Вариации образного
В нижеследующем речь пойдет о статусе образного, характерном для современной культуры: о ставших привычнымиформах организации чувственного, оказывающих ключевое влияние на наше настоящее, а – возможно – и будущее. Центральная характеристика этих форм (разновидностей образного) – их распределенность во времени и пространстве, их способность сопровождать нас практически повсеместно, функционируя подобно одежде, экрану, воображению, сновидению и даже коже. «Привычность» здесь, стало быть, – содержательная и, в известной мере, принципиальная характеристика.
Эти разновидности образного заметно контрастируют с теми, что мы привыкли считатьвоплощением образного: например, – живопись, фрески, статуи, барельефы, фотографии, кино- и видеофильмы. Все эти разновидности образного – при всех их различиях – объединяет одно общее свойство: исходящее от них перманентное нормативное притязание, затрагивающее не только возможные способы интерпретации, но и телесные практики воспринимающего «субъекта», – вплоть до положения тела, эмоционального состояния, режима перемещения в физическом и социальном пространстве.
Это нормативное притязание подчеркивается и усиливается посредством установления фактической и/или символической дистанции между образом и тем, кто его воспринимает: образы экспонируются в пространствах с особым институциональным статусом, с соответствующими ему режимом восприятия и техникой дисциплинирования телесности воспринимающего (пространственная и темпоральная организация музея, кинотеатра, лекционной аудитории и т.д.). Идеалу сосредоточенного восприятия с его минимизацией телесной составляющей видения, которая посредством упомянутых техник до известной степени аннигилируется, отвечает автономия образного, его сосредоточенность на самом себе и, более того, подчеркнутое безразличие к отдельному воспринимающему, к его телесным, эмоциональный, культурным и другим обстоятельствам и особенностям. Этот – «традиционный»: одноканальный и однонаправленный, мобилизационный и (в этом отношении) репрессивный тип образного я называю нераспределенным.
Иконическая диалектика эпохи модерна
Нераспределенная образность во многих отношениях – продукт и вместе с тем один из «приводных механизмов» эпохи модерна. По сути, она представляет собой форму контроля над визуальным и имагинативным, выработанную новоевропейской культурой в контексте процессов секуляризации. Романтическая ре-интерпретация образного в терминах произведения, символа и переживания сыграла двоякую роль: с одной стороны, она поспособствовала заключению образного в резервацию субъективного воображения (переживания), а, с другой стороны, этим самым законсервировала его, обеспечив возможность своего рода инкубационного периода, в результате которого были выработаны альтернативные формы и практики образного, сыгравшие свою ключевую роль в эпоху позднего модерна.
В конце концов, две изначально взаимосвязанные, однако расходящиеся линии в развитии модерна – универсализация рационального и геттоизация (инкубация) образного – пересеклись в послевоенном, движущемся в направлении глобализации мире.
Радикальная форма экономической рациональности, капиталистическая экономика послевоенного времени, достигла в последние десятилетия эстетической фазы, став ключевым драйвером «культурализации» мира, процессы которой постепенно вышли за пределы «культуры» как относительно замкнутой области «творческой деятельности», распространившись на материальные среды современного мира. Эти взаимосвязанные процессы – количественное расширение и качественная дифференциация материального – я бы предложил обозначить как «эксплозию» и «имплозию» материального мира: «взрывное» увеличение производства материальных объектов, объемы и разнообразие которых не могли быть в полной мере ассимилированы «жизненным миром», привело в конечном итоге к изменениям в роли, статусе и способах восприятия материального, к его дифференциации, направленной «внутрь» (имплозии), к образованию своего рода «пористости», «текстуры», минимизирующей дистанцию между смысловым и физическим. И если бы потребовалось выразить эти изменения в одной лаконичной формуле, я бы предпочел следующую: от объекта к поверхности.
Поверхность – это как раз то, посредством чего «вещь» коммуницирует с нами, посредством чего она длится во времени и иррадиирует в пространство. Поверхность – область скорее тактильного, а не оптического, телесного, а не понятийного. Поверхность – это не столько «свойство» вещи, сколько интерфейс, область встречи природного и человеческого.
В итоге, сосредоточенность модерна на рациональном мышлении и материальном производстве привела к «диалектическим» следствиям: сверхплотные и эстетизированные материальные среды запустили процесс глобальной «иконизации»: трансформации культурализованных материальных поверхностей в полуавтономные экраны, стимулирующие, ограничивающие и поддерживающие повседневные имагинативные практики, интегральной частью которых стали элементарные формы перцептивного опыта в контекстах современного города. Таким образом, иконокластическая логика эпохи модерна обернулась гипер-иконизацией современной культуры.
Новые медиа – пластичная материальность
Взаимосвязь небывало массивной и свободной циркуляции изображений с изменениями в самом статусе материальности (её способностью к обретению глубины, к абсорбированию внимания и коммуникативной энергии, к взрывной дифференциации, размывающей границу между материальным и значимым) были поддержаны и стимулированы началом эпохи цифровых платформ. Цифровые технологии сами по себе – не что иное как воплощение диалектики модерна: результат перехода от концентрации материального к его дифференциации, от эксплозии к имплозии материального мира.
К примеру, смартфон, планшет или персональный компьютер (разумеется, при условии беспроводного подключения к интернету) могут быть рассмотрены в своем функционировании как точки интенсификации материальной эксплозии, как пункты конвергенции материального, телесного, чувственного и смыслового. Эта конвергенция – процесс и результат трансформации материи в медиум. Электронные устройства (а также платформы, приложения, сервисы) генерируют медиальное и перформативное материальное, образующее виртуальный континуум циркуляции образов, оттесняя на задний план свою собственную материальную конституцию в случае, если она по какой-то причине не способна стать частью процесса циркуляции и рециркуляции образного.[1]В конечном итоге, мы можем говорить об экологии распределенного образного, включающей в себя помимо разнообразных элементов и узлов интенсификации материального и, соответственно, чувственного (экраны, эстетизированные материальные среды), различные типы каналов, обеспечивающих свободную циркуляцию тел, впечатлений и образов: от транспортной системы до коммуникационных сетей. Освобождая тела отпостоянного и деятельного участия в процессе перемещения, наземные и воздушные транспортные системы освобождают их дляинтенсивной – пусть и не всегда осознаваемой – имагинативной работы, составляющей интегральную часть вышеупомянутой экологии образного. Эта работа находит поддержку и стимул со стороны других форм мобильностей: социальной, коммуникативной и виртуальной.
Распределенность/мобильности
Таким образом, помимо «пластификации» (культурализации) материальных сред, ключевым фактором создания условий для пролиферации распределенных форм образного становится мобильность, вернее, мобильности.[2]
При этом я бы хотел связать мобильность прежде всего с протяженностью, траекторией и экстатичностью. Образующие единство разнообразные формы мобильности создают и поддерживают динамичный континуум, в котором встречаются, взаимодействуют и свободно мигрируют эмоционально-телесные, материальные и фигуративные компоненты нашего опыта.
Поездка на скоростном поезде, автомобиле, в метро, прогулка в городе или лесу, в наушниках или без них, чтение электронного текста, ожидание посадки на самолет в кафе аэропорта – все это (перформативные) пространства конвергенции материального и значимого, базирующиеся на взаимосвязанных процессах дематериализации и рематериализации. Применительно к нашим примерам, за процесс дематериализации отвечает – как это ни странно – материальная инфраструктура воздушных сообщений: наше тело, будучи освобожденным отвыполнения задач физического перемещения в пространстве, становится своего рода генеративной средой, или медиумом, дляпроизводства и (ре)циркуляции «образов», не сводимых к фигуративным «содержаниям». Это производство и рециркуляция образов представляет собой процесс рематериализации: формирования и распространения чувственных комплексов, существующих по эту сторону привычного разделения «имагинативного» и «действительного». Образ в таком случае формируется из множества элементов: превращенного в медиум тела, материи, сплавленной с воображением, эмоциональной составляющей, служащей одновременно фоном и ритмом. Эти элементы складываются в перформативное целое, образующее специфические пространство и время. «Экстатический» характер элементов, их открытость по отношению друг к другу, их наложения и пересечения представляют собой ординарные формы интенсификации как ключевого эффекта упомянутой рематериализации.
Конец эпохи «великого»: незначительность, тривиальность, обыденность как революционные факторы. "Имагинативный акселерационизм".
Все эти метаморфозы и трансформации происходят, по большей части, как разнообразные микрособытия: их преимущественной сценой оказывается имагинативный и перцептивный опыт индивида. Тем не менее, учитывая, что эти микрособытия вовлекают в свою орбиту многообразие объектов, поверхностей и процессов «внешнего» мира, подготовленных к такому вовлечению технологической и социальной динамикой последних десятилетий, а также то, что под имагинацией подразумевается не просто сосредоточение на внутренних содержаниях собственного сознания, но многообразие телесных и физических практик (всегда в том или ином отношении являющихся коллективными), опыт индивида уже не может рассматриваться исключительно лишь как «внутреннее дело» самого индивида. Во всяком случае, не весь его опыт и не во всех ситуациях.
Распределенная образность, будучи композитной, включающей в себя гетерогенные элементы и факторы, а также перформативной (предполагающей радикальную мобилизацию эмоционально-телесных ресурсов) и протяженной в пространстве и времени, подрывает власть нормативного и символического, которое по своей природе нацелено на учреждение дистанции, аннигиляцию тела, контроль над пространством и временем. В этом, пожалуй, и состоит её революционный потенциал: переприсвоение имагинативного, в котором способен участвовать – и так или иначе участвует – каждый индивид, всем своим телом, – имагинативного, которое сегодня только и обеспечивает прямой доступ к реальности.
К числу ключевых черт распределенной образности (и, стало быть, к семантике выражения «распределенный» в этом контексте) следует отнести взаимное пересечение (наложение друг на друга) образного и необразного. В терминах времени это наложение выражается в вышеупомянутой континуальности между «эксплозией» и «имплозией» материального: экспоненциальный рост количества материальных объектов оборачивается в качественную дифференциацию материальных поверхностей, которые в окружающих нас в повседневности средах все чаще воспринимаются не как физические, а как иконические, (квази)изобразительные, что требует своей тематизации уже в пространственных терминах. Этот процесс, который с моей точки зрения заключает в себе значительный эмансипаторный потенциал, я бы назвал «имагинативной акселерацией»: технологическое ускорение, способное приводит и приводящее к интенсивной (ре)гуманизации современного мира, выражающейся в возвращении индивиду его «жизненного мира».
"Имагинативный акселерационизм": социальное и политическое измерение распределенной образности
От экономического отчуждения к перцептивной эмансипации: эстетическая апроприация экономически отчужденного
Прямой доступ к реальности через имагинативное
Распределенные образы/сфокусированные формы присутствия: возвращение «человеческого» в эпоху пост- и трансгуманизма
Между коммуникацией и эманацией
Иконическая сцена и траектория опыта, ведущая к ней/от нее: функция эстетизированной материальности в формировании распределенного образа
Двойной характер поверхностей в современной культуре
Соприсутствие вещей / наложение поверхностей друг на друга, смежность поверхность
Интерфейс, сеть, платформа.
Плотность изображений, текстура и континуальность поверхностей.
Онтологическая резервация, «распределение чувственного»
Нераспределенная образность: канализация, (ин)фильтрация и абсорбция
Паралич vs. провокация
Ускорение коммуникации/замедление восприятия
Пористость, полупрозрачность, дисперсия
Но современные устройства – лишь концентрированное воплощение и безграничное распространение возможностей, частично присутствовавших и в «эстетических» практиках прошлого: в религиозных и светских ритуалах, в живописи, графике, архитектуре, декоративно-прикладном и инженерном искусстве, в научном исследовании.