Доклад Руслана Мамедова на семинаре научно-учебной группы 14-го сентября
14-го сентября на семинаре научно-учебной группы по исследованию автобиографий Руслан Мамедов выступил с докладом «Аманат как посредник в российской имперской политики на Северном Кавказе. Мемуары Мусы Кундухова».
По мнению Руслана, термин «аманат» относится к практике обучения детей из богатых и уважаемых семей Северного Кавказа в престижных военных академиях, находившихся в крупных городах имперской России. В связи с этим, будучи помещёнными в культуру и жизнь имперской России, молодые потомки (отпрыски/дети) локальной северокавказской элиты после возвращения на их малую родину начинали продвигать имперские практики и выражать лояльность по отношению к Российской империи. Докладчик выбрал эту практику в качестве рамки для обсуждения мемуаров Мусы Кундухова, поскольку сам Кундухов был отослан в кадетскую академию в Санкт-Петербурге, так как происходил из влиятельной осетинской семьи. После верной службы царю с середины 1830-х по 1850-е гг. Кундухов был вовлечен в мирные переговоры между предводителем кавказских горцев Шамилем и российским государством, не в последнюю очередь благодаря тому, что собственный брат Мусы Кундухова Хасбулат поддерживал Шамиля. После того как Шамиль был отправлен в Санкт-Петербург, Муса Кундухов попросил (и получил) разрешение конвоировать оставшихся «горцев» в соседнюю Оттоманскую империю. В течение более поздней русско-турецкой войны на Балканах 1877-1878 гг. Кундухов идёт против российской армии и сталкивается с открытым обвинением в предательстве своих бывших союзников.
Кундухов начинает писать мемуары в 1880-х годах, желая поделиться со своей семьёй и, несомненно, потомками своей точкой зрения на то, как он видит свою биографию. Его мемуары, написанные по-русски, были опубликованы во французском переводе в Париже в течение 1830-х годов и впервые появились в русском оригинале в 1890-х. Хотя выбор языка может показаться удивительным, однако Руслан Мамедов объясняет это тем, что русский был общепринятым языком общения среди ушедших из России под началом Кундухова людей. Изгнанные «горцы» принадлежали к различным локальным национальным группам, каждая из которых имела свой собственный язык, поэтому русский оставался единственным языком, на котором могло совершаться общение между разными народами. В связи с этим выбор языка не должен интерпретироваться как желание Кундухова адресовать своё послание русским читателям через границу.
Хотя Кундухов адресовал свои мемуары определенному кругу читателей среди «горцев», он фокусирует нарратив на воспоминаниях о ранних периодах его жизни в России. Главный аргумент Руслана Мамедова касается отношения Кундухова к своим прежним русским союзникам. Повсюду, включая комментарии о Русско-турецкой войне, Кундухов подчёркивал, что он ладил с участниками офицерского корпуса, разделявшими его стремление к чувству доблести. В самом деле, Кундухов, будучи хранителем аристократических военных традиций, сопровождал Николая I в его путешествии по Северному Кавказу в 1837 г. Он пишет в мемуарах, как гордые местные вожди проявляли свою лояльность к царю, но видели только равнодушие и отчуждённость Николая I. Оглядываясь в прошлое, Кундухов описывает царя как отстранённого. Если он и испытывал некоторую фрустрацию рядом с царём, то не показывал ее, продолжая служить в армии, за что был награждён медалями и почестями. В его обязанность сопровождающего входила поездка в Австро-венгерскую империю для подавления Венгерского восстания 1848-1849 гг.
В дополнение к темам чести и доблести, докладчик отметил некоторые парадоксы в мемуарах Мусы Кундухова. Во-первых, Кундухов говорит, что в 1830-х годах у имперских властей были возможности интегрировать нации Северного Кавказа в состав Российской империи мирным путём, однако затем, в 1850-х годах, он говорит, что этот путь был отброшен. Во-вторых, легитимируя своё решение добровольного изгнания с «горцами», Кундухов пишет, что его мотивом было обретение свободы от российского самодержавия, но в тоже время он не испытывает ни малейшей неловкости относительно его роли в подавлении венгерского восстания 1848-1849 гг., где он участвовал в искоренении той самой воли к свободе, которую он превозносил позднее. Упомянув метод комментирования Кундухова, который больше строился на эмоциональных аутентичных впечатлениях, чем на реализме и логике самокритики, Руслан Мамедов подчеркнул, что Кундухов впоследствии, в конце 1850-х гг., поменял свою позицию в отношении Кавказа и его истории – с его точки зрения Кавказ должен был стать оплотом ислама. Подобная пуристская религиозная позиция находила сопротивление у брата Кундухова, Хазбулата, который считал, что христиане, как, например, армяне и грузины, должны иметь своё место на Кавказе.
Подобные несоответствия в мемуарах Мусы Кундухова важны для ответа на вопрос о том, как он конструировал свою саморепрезентацию в тексте. Как было сказано выше, целью написания мемуаров являлось объяснение поступков жизни Кундухова в том ключе, в каком он сам их видел и в каком считал нужным объяснить семье и потомкам, оправдывая свою роль в истории Кавказа. Тем не менее, он не даёт полной картины описываемых событий, на основании которых он ретроспективно интерпретирует свои ранние действия. Вместо этого, его нарратив сконцентрирован на том, как мемуарист старается вести себя достойно в различных ситуациях. С этой точки зрения исследование мемуаров Кундухова и их достоверности могут быть помещены в рамку истории ментальностей.
Вместо рассмотрения различий между тем, как Кундухов представлял себя в мемуарах, и тем, какие выводы мы, как исследователи, выносим из чтения автобиографии сейчас, дискуссия пошла по пути обсуждения темы предательства. Учитывая прежнюю верность Кундухова царю, было ли для него очевидным, что он предал Россию? Отвечая на вопрос, Руслан подчеркнул, что русское правительство добровольно отпустило Кундухова для препровождения отряда «горцев» через границу. Контекстом этого события были последствия недавно закончившейся Крымской войны, во время которой российское государство стало проявлять недоверие к мусульманскому населению, жившему в районе Черного моря и Крыма, считая, что они могут являться вспомогательными силами Оттоманской империи и осуществлять их поддержку в будущем военном конфликте. В ответ империя насильно депортировала сотни тысяч людей из их родных мест. И вместо того, чтобы спорить и опровергать официальную позицию, Кундухов был тем, кто помогал империи осуществлять эту депортацию.
С другой стороны, докладчик отметил, что Кундухов мог испытывать тяжесть своего предательства и, следовательно, угрызения совести, появившиеся, когда «горцы» пересекли вместе с ним границу. Кундухов обещал им, что они будут жить недалеко от границы с Российской империей и потому будут способны сохранить особую региональную идентичность. Однако этого не произошло: русское правительство было против нахождения около своих границ вооруженного отряда, и эти протесты Оттоманская империя приняла. Более того, оттоманское правительство распределило «горцев» по всей своей территории, чтобы добиться лучшей их ассимиляции с местным населением.
Также был поднят специфичный вопрос, касающийся разочарования «горцев» в политике Оттоманской империи. Поскольку автобиография Кундухова появилась во французском переводе только в 1930-х годах, не было ни единой возможности для его современников выразить несогласие или проговорить другие возможные варианты произошедших событий. Тем не менее, Руслан упомянул случай, произошедший с Кундуховым, когда «горцы» попытались ограбить его в отместку за бедственное положение изгнанников, с одной стороны, и за то благополучное положение, которое имел Кундухов в Оттоманской империи, с другой стороны.
В заключении Руслан подтвердил свой аргумент: применение ретроспективных национальных границ к интерпретации текста означало бы упустить самое важное в тексте Кундухова. Нарратив, который строит мемуарист, пересекает границы национального. Намекая на нефиксированный и условный характер его национальной идентичности, Руслан Мамедов согласился с комментарием о Б. Андерсоне и его воображаемых сообществах. Поддерживая линию докладчика, его научный руководитель Ольга Юрьевна Бессмертная отметила, что должно быть проделано больше работы по преодолению индикаторов национальной принадлежности путём, например, фокусирования на включении социальной идентичности в спектр темы.
Надеемся, что в рамках дебатов исследовательской группы будет продолжено развитие этого критического анализа жестких национальных границ. Тем не менее, по-прежнему важно учитывать некоторые рамки и контекст, в отношении которых истолковываются автобиографические тексты. В рамках такой сравнительной и транснациональной перспективы интертекстуальное прочтение других эго-документов может обогатить исследование мемуаров Мусы Кундухова и мы, в свою очередь, получим новые возможности для рассмотрения проблемы.