• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Обзор ридинг-семинара по статье Марка Ришира «Дефенестрация»

10 марта прошло первое совместное заседание научно-исследовательской группы «Феноменология и герменевтика» и Герменевтического кружка НИУ ВШЭ (далее — ГК), посвященное чтению и обсуждению предварительного перевода статьи М. Ришира «La Dе́fenestration». Переводчик, магистрант Денис Михайлов, предложил обратиться к ее первой части, отсылающей к интеллектуальному наследию Р. Декарта и Э. Гуссерля в его связи с проблемой субъективизма в философии.


Ниже представлен отчет по семинару, подготовленной студенткой 1-го курса программы «Философская антропология» Дарьей Чагановой. Кроме того, по следующей ссылке Вы можете найти видеозапись семинара и фотографии участников.


"Le moi dе́fenestrе́": обзор ридинг-семинара по статье Марка Ришира «Дефенестрация»

Участников семинара поприветствовал председатель ГК, доцент факультета гуманитарных наук Александр Михайловский, отметив, что подобный проект позволяет молодым учёным обсудить с коллегами возможные направления своих исследований и их предварительные гипотезы. Доцент факультета гуманитарных наук, редактор журнала “Horizon” Георгий Чернавин в своей вступительной речи познакомил гостей с главным героем заседания – современным философом, одним из крупнейших феноменологов своего времени – Марком Риширом.

Так, Ришир (1943–2015) был физиком-теоретиком по образованию и работал с вычислительной машиной, в связи с форматом работы которой ознакомился с известнейшими философскими трудами и стал профессионально заниматься философией. Его ранняя статья «Дефенестрация» (1971) – восьмая из двухсот – работа 28-летнего Ришира-аспиранта Свободного университета Брюсселя, когда тот ещё вырабатывает свой стиль, заметно отличающийся от поздних работ. Георгий Чернавин также отметил, что основная метафора “дефенестрации” введена не Риширом, но заимствована философом из работы своего научного руководителя – бельгийского философа, поэта и искусствоведа Макса Лоро[1].

  (На снимке - Макс Лоро)

Докладчик и переводчик статьи, студент 1 курса магистерской программы "Философская антропология" Денис Михайлов добавил, что из богатого наследия Ришира на русский язык переведено совсем немного: статьи Ἐποχή, мерцание и редукция в феноменологии”[2] и “Феноменология поэтического элемента”[3], а также часть работы “Контингентность властителя”[4], теперь же ведётся работа над “Дефенестрацией”[5]. Сам термин, образованный от старо-французского слова fenestre (окно), Ришир заимствует из истории, отсылая к виду казни, когда человека выбрасывают из окна. Эта метафора сопутствует анализу Риширом развития феноменологической перспективы относительно проблемы субъективности. Так, в рамках данной статьи Марк Ришир обращается к наследию Э. Гуссерля, М. Хайдеггера и М. Мерло-Понти.

Символическим предметом анализа в статье служит картина «Философ в раздумье», через образность которой Ришир описывает ключевые характеристики репрезентации и рефлексивности, лежащих в основе феноменологической парадигмы. Докладчик обратил внимание, что эта символика сохранится на протяжении всей статьи, позволяя Риширу предложить свою интерпретацию предшественников. Так, изображённый на картине философ не смотрит в окно перед ним, но мыслит себя сидящим перед тем окном в башне, в которой он заключён. Он мыслит себя мыслящим[6] – именно таким, пишет Ришир, видит философа как Декарт, так и Гуссерль. Однако при этом важно разъяснить, что если для последнего свет, позволяющий философу видеть себя, исходит из него самого, то для Картезия свет в буквальном смысле приходит извне, что Ришир снова передаёт через аналогию с  картиной.

Для начала Ришир поднимает известный картезианский вопрос - что позволяет мне, когда я вижу лишь “шляпы и плащи”, полагать, что передо мной проходят люди, а не их simulacres? Это приводит нас к не-необходимости внешнего мира для такой фигуры смотрящего, поскольку в его познании играет лишь способность суждения, заключённая в его уме. Участники семинара отметили, что использование Риширом слова simulacres неслучайно: оно отсылает к тому, что является лишь видимостью, иллюзией. Александр Михайловский указал, что именно это слово используется в переводах диалогов Платона на французский язык, и его употребление мы можем встретить в диалогах “Софист” и “Государство”. Он также выразил гипотезу, что при рассмотрении фигуры философа может быть важной платоновская коннотация, что настоящий философ – тот, кто способен отличить правду от лжи (кажимости, видимости).

Преподавательница и заместительница руководителя Школы философии НИУ ВШЭ Анна Винкельман в связи с этим обратила внимание коллег на образность полотна. Винт лестницы визуально разделяет два его угла: так, если по одну сторону на свету фигура философа отображает способность суждения, заключённую в уме (mens, l’esprit), то по другую ему противопоставляется служанка, в темноте поддерживающая огонь в камине – “сердце” комнаты (cor, le coeur). То есть символично “сердечность” противопоставляется “разумности”. Студент Школы философии НИУ ВШЭ Кирилл Яковлев предложил выразить это противоречие как “теоретизирование (как θεωρία) - создавание (как τέχνη)”.

 

Х. в. Р. Рембрандт - Философ в раздумье.

В связи с вышесказанным аспирант Школы философии Иван Болотов предположил связь Марка Ришира с творчеством Ж. Деррида (и выражения проблемы представления через пространств в его философии). Георгий Чернавин подтвердил подобное академическое увлечение молодого Ришира, которое, по его словам, последний превозмог через обращение к системе М. Хайдеггера. В свою очередь, чтобы выйти из контекста философии Хайдеггера, ему понадобился немецкий идеализм, для “преодоления” же последнего Ришир обратился к наследию Э. Гуссерля.

Для последнего мир за окном не представляет интереса. Рассеянный косой свет, идущий из окна, – указал Денис Михайлов, – не позволяет философу видеть полностью, но оставляет полутени. Таким образом, философ, не воспринимающий непосредственно объекты мира схватывает лишь их оттенения (нем. Abschattungen), – и с помощью своей способности суждения получает знание о мире. То есть акт познания для Гуссерля, по Риширу, зависит лишь от самого смотрящего. В связи с этим Ришир заключает о невозможности полного, истинного схватывания (la prise vе́ritable). Благодаря ключевой характеристике интенциональности мир, предстающий перед философом, – это кинолента из оттенений вещей.

Евгения Шестова обратилась к старым гравюрам по картине “Философ в раздумье”, указав, что в темноте лестницы виднеется неясная фигура. А для картины нужна также фигура наблюдающего, – неважна его личность, но сама фигура того, кто смотрит на картину. Однако переводчик обозначил, что в понимании Ришира для Гуссерля философ сам помещает себя в ту башню, в которой сидит, мысля себя мыслящим.

Несмотря на то, что истинное схватывание объектов всё же невозможно для Ришира, надежда на него определяет само восприятие вещей. Единство же воспринимаемых объектов определяется Wahr-nehmungen[7], вокруг которых и собираются оттенения. Г. Чернавин обратил внимание коллег на то, что именно для этой работы феноменолог выбирает новаторскую интерпретацию оттенения как “silhouette” (силуэт) как то, что видится (кажется) вместо общепринятого “esquisse” (эскиз) – примечательно, что в других своих трудах М. Ришир не сохраняет такой перевод, следуя за традицией.

Так, мы наблюдаем, как Ришир излагает систему Гуссерля, ставя её под вопрос. Возвращаясь к метафоре сидящего перед окном философа, следует упомянуть, что комната служит метафорой трансцендентальной плоскости, в которую себя выносит из мира философ. То, что мы видим на картине Рембрандта, отражает нововременное представление о репрезентации (воплощённое в фигуре philosophus cogitans se cogitare), которому был подвержен и Гуссерль. Так, факт ego sum остаётся нередуцируем в системе Гуссерля, в результате чего его философ остаётся “запертым” в башне, вне мира. Интенциональность нужна философу как то, что позволяет вещам существовать за окном, там, где мир. А. Михайловский отметил, что интенциональность в целом предполагает интенсивную направленность, которая создаётся благодаря структуре ego cogito cogitatum (акт натяжения происходит между перципирующим субъектом и воспринимаемым объектом). Писатель Василий Мурасов:“...всё же мы от плоскости вещи передвигаем фокус на наше переживание, впечатление от вещи… Поэтому вещь [предстаёт перед смотрящим] как силуэт”.

Гуссерль говорит о дообъективном: имеем ли мы дело с чем-то, предшествующем объективности? Это опыт становления пространства, впечатления же от вещи находятся как бы «непонятно где», вне пространства. И. Болотов указал, что Ришир поднимает проблему начала опыта, конституирования формы философом: “...в этом заключается загадка интенциональности: как может быть так, что впечатления от вещи уже всегда в нас?”. Ведущая научная сотрудница Учебно-научного центра феноменологической философии РГГУ, преподавательница Школы философии НИУ ВШЭ Анна Ямпольская обратила внимание на то, что в интерпретации Риширом Гуссерля мир и вещи мира всегда нам даны в недоконституированности, неполноте, они незакончены. Иван Болотов: “... нельзя дойти до тех материальных данных которые должны послужить нам основой”. Георгий Чернавин: “...говорят о данности вещи, здесь же можно говорить о её недоданности”. Переводчик статьи подтвердил, что, несмотря на познание вещи через оттенения, для Гуссерля её полное познание всё же остаётся формально возможным, для Мерло-Понти же и последующей феноменологической традиции важным станет принципиально невидимое. “Здесь мы приходим к классическому противопоставлению чувственного и умопостигаемого”, – заключил Денис Михайлов. В этом смысле важно, что разделены апперцепция и антиципация как предвосхищение: нам интересен сам мир, но не вещи в мире. “Я” противопоставляется cogito.

Гуссерлианский смотрящий всё ещё является ключевой фигурой, однако его внутренний горизонт не может совпасть с горизонтом мира. Проблема заключается в том, что и декартово cogito тоже есть идея (в кантовском смысле), как и истинное схватывание мира. Репрезентация себя самого открывает внутренний горизонт, горизонт времени, однако “...вне горизонта мира нет никакой истинной жизни трансцендентального субъекта. Как и восприятие объектов мира, cogito полагает факт апперцепции... Я – снаружи, в бесконечности, в горизонте. Я – за окном, Я подверглось дефенестрации”. Однако возникает вопрос: “что нового предлагает нам Ришир по сравнению с, например, статьёй Сартра и его метафорой вывернутого сознания?” – вопрошал Георгий Чернавин. Сознание уже находится в мире – “... не является ли эта провокация просроченной?”. Екатерина Хан предположила, что это может быть возврат к значимости визуального с тем, чтобы его переосмыслить, однако далее Ришир скорее будет апеллировать к тактильному, к символике проприоцепции. Переводчик склонился к тому, что для Сартра “я” скорее служит эмпирической совокупностью состояний, качеств и действий, Ришир же подходит к тому, чтобы предложить нам формат Dasein. Вслед за М. Хайдеггером Ришир делает философа частью мира, он “забрасывает” философа в мир. Однако несмотря на это, ришировский субъект не становится вот-бытием в хайдеггерианской системе: как заметил Александр Михайловский, Dasein – это понимающее бытие, но не смотрящее (не есть ришировский voyant). Тем не менее экстатическая характеристика субъекта здесь сохраняется, причём во временной перспективе. В заключение Георгий Чернавин конституировал предварительные интуиции к дефенестрации: так, чтобы субъект “выбросился” из окна, чтобы дефенестрация имела смысл,  ему необходимо для начала поместить себя в башню. В этом смысле новоевропейское сознание уже помещено в конструкцию cogito.

Докладчик анонсировал, что несмотря на переход к анализу философии Хайдеггера, статья не зря включает в себя три части (обращаясь соответственно к Гуссерлю, Хайдеггеру и Мерло-Понти). Так, можно сказать, что для М. Ришира Хайдеггер не справляется с тем, чтобы “выбросить” философа из окна. Субъект будет окончательно дефенестрарован лишь с помощью подхода М. Мерло-Понти. Так, в статье Ришира произойдёт тройное “преодоление”: Картезия – Гуссерлем, Гуссерля – Хайдеггером, а последнего – Морисом Мерло-Понти с его принципиальной значимостью невидимого в вещи.

                                 Д. Чаганова, студенка 1-го курса магистратуры «Философская антропология»

 


[1] Это Ришир указывает в примечании своей работы. Труд М. Лоро доступен лишь на французском языке: Loreau M. Jean Dubuffet. Dе́lits, dе́portements, lieux de haut jeu. – Paris: Weber, 1971.

[2] Перевод можно найти в главе книги: (Пост)феноменология: новая феноменология во Франции и за её пределами./Ямпольская А.В., Сокулер З.А. и др. – М.: Академический проект, 2014. Научный редактор перевода – А.В. Ямпольская. Сс. 209-228.

[3] Ришир М. Феноменология поэтического элемента./ Пер. с франц. Р. Соколова, ред. Г. Чернавин.// Феноменология и эстетика. Беккер О., Гайгер М., Дюфрен М., Ришир М. – М.: Группа компаний “РИПОЛ классик”/ “Панглосс”, 2019. Сс. 249–275.

[4] Есть перевод Михаила Гефтера, доступный для скачивания.

[5] Эта ранняя статья переведена пока лишь на японский язык: "Toji". См. L'ARC no 46: Merleau-Ponty - Aix en Provence - 1971. pp. 31-42.Текст можно найти в списке переводов наследия Ришира.

[6] “Il se pense pensant”, как предложили участники, отсылает к известной формуле “cogito me cogitare” (мыслю себя мыслящим).

[7] Написание Wahrnehmung через дефис никогда не встречается в текстах Э. Гуссерля и вводится Риширом, скорее всего, в результате следования ложной этимологии слова. При этом у Гуссерля мы находим различение между Wahrnehmung и Apperzeption.