Вопрос о политическом в контексте интерпретации Хайдеггером мифа о пещере
6 февраля в рамках Герменевтического кружка состоялся семинар о политических смыслах интерпретации мифа о пещере и платоновской философии в работе М. Хайдеггера "Учение Платона об истине". Читайте подробный репортаж Антона Гребенникова о прошедшем событии и следите за появлением анонсов очередных семинаров!
На первой в 2018-м году встрече герменевтического кружка, состоявшейся 6 февраля, обсуждалась статья М. Хайдеггера «Учение Платона об истине». В роли инициатора дискуссии выступил Антон Гребенников, студент 4-го курса школы философии, представивший вводный доклад и интерпретацию текста в перспективе вопроса о политическом.
Отправной точкой для обсуждения послужило резюмирование истории публикаций статьи и смежных с ней материалов более ранних лекций, а также комментарий о политических воззрениях Хайдеггера, которые были рассмотрены в контексте соответствующих исторических событий на основе его собственных текстов и лекционных курсов, свидетельств коллег. На основании этих данных докладчик предпринял попытку задать направление обсуждения, увязав между собой философские интенции и историко-культурную критику немецкого мыслителя.
А. В. Михайловский проблематизировал применение подобной оптики в отношении рассматриваемого текста замечанием об истории его публикаций. Статья хотя и была впервые издана в 1942 г., но приобрела широкую известность уже после публикации в сборнике «Путевые знаки» (Wegmarken) в 1967 г. Принимая во внимание изощренность герменевтической стратегии Хайдеггера, стоит признать, что помещение им подобного текста среди работ, мотив которых в основе своей является культуркритическим, осложняет апробирование предложенной докладчиком оптики прочтения. Позже проблеме редакторской и издательской традиции именования текста как «статьи» было уделено отдельное внимание. А.В. Михайловским был вынесен тезис о необходимости внимания к авторизации автором посредством включения его в ту или иную публикацию. Докладчик же обратил внимание коллег на тот факт, что подобное «включение» могло носить сугубо стратегический характер, возникший из желания «смягчить» неудачное, по более позднему мнению самого Хайдеггера, прочтения истины как несокрытости, а также дистанцировать материал от политизированных лекций начала 30-х гг. Одним из способов методического удостоверения подхода была избрана перспективная сверка ранних изданий текста с более поздними.
Примечательны также расхождения материала с лекционным курсом «О существе истины» (VomWesenderWahrheit), прочитанным в 1931-1932 гг. – на основе его содержания и готовилась статья. Сопоставление лекционных материалов и рассматриваемого текста позволяет сделать вывод о незакономерности поворота Хайдеггера в сторону резкой критики Платона в аспекте интерпретации понятия истины (с т.зр. прослеживаемой в 30-ые гг. позиции по этому вопросу). Истина как несокрытость усматривается им на протяжении 20-х гг. в аристотелевской интерпретации наряду с истиной-правильностью. Однако тенденция развернуть вектор понимания в сторону последней приписывается в большей степени именно Аристотелю, нежели Платону. Дополнительным затруднением при прослеживании пути мысли Хайдеггера оказывается его позиция по данному вопросу в курсе 1931-1932 гг., согласно которой Платон, в отличие от Аристотеля, не искажает понимание истины.
Участники обратились к теме о прочтении Хайдеггером мифа о пещере как мифа/притчи со стороны концептуализации «пайдейи», согласившись в том, что философ, так или иначе, остается в русле научного commonsense, именуя миф «Höhlengleichnis», что в переводе В.В. Бибихина адекватно немецкому словоупотреблению было передано как «притча о пещере» (ср. с аналогичным употреблением «Spiegelgleichnis» -- в др. текстах Хайдеггер обращается к образу «тусклого стекла» в первом послании к Коринфянам апостола Павла, используя ту же форму, «притча»). Критики были удостоены некоторые моменты перевода, в которых В.В. Бибихин «домысливал» Хайдеггера, стремясь передать содержание немецкого текста в его целокупности (перевод «verschwenden» с добавлением «обретает себя»; «bleibt» как «оказывается», а не «остается»; добавление «истины» через запятую с хайдеггеровским «Unverborgenheit», несокрытостью, там, где ни о какой «истине» в немецком варианте не говорится; и т.д. – перевод Т.В. Васильевой в этом смысле также не отличается точностью).
Вопрос о характере закавыченного понятия «учения» («Lehre») был рассмотрен также через аналогию с текстом Л. Штрауса «Преследование и искусство письма», предложенную участником герменевтического кружка, студентом Я. Михайловым. Методика Хайдеггера, отказывающегося от рассмотрения корпуса платоновских диалогов в их взаимосвязи, была охарактеризована как скорее тенденциозно-авторская, нежели чем строго исследовательская – Платон интересует Хайдеггера как фундамент для собственной мысли, но не как объект исследования. На дихотомию сказанного-несказанного в учении обратил также внимание другой участник кружка, студент П. Строкин, прокомментировав ее референцией к хайдеггеровскому «Hinweis» – методологически характерным для него «указанием», формирующим концептуальную схему рассуждений. Аспирант И. Павлов обратил также внимание на требуемое в связи с этим, с позиции Хайдеггера, интерпретирование несказанного исходя из сказанного, но не из другого несказанного (требование «локальной» релевантности двух топосов мысли).
Докладчик также обратил внимание на артикуляцию Хайдеггером темпоральности в поясняющих комментариях к мифу о пещере, которые «протаскивают» ее содержание из «притчи» в пласт действительности, что параллельно с содержанием курса лекций недвусмысленно говорит о тенденции философа по аналогии с платоновской пещерой рассматривать социокультурные реалии Германии 30-х как тоже, своего рода, пещеру (это же подтверждают лекции, в которых он напрямую говорит о том, что «всякий народ» обладает подобной «пещерой» с «узниками»: «Jedes Zeitalter und jedes Volk hat seine Höhle und die zugehörigen Höhlenbewohner. Auch wir heute»). При этом политическая стагнация в некотором роде является обрамляющей конструкцией для состояния культуры – Хайдеггер не только приветствует нацистскую революцию, но и сетует на ее низкий темп (до того, как отойти от солидаризации с режимом к окончанию ректорского периода). Помимо этого, акцентируется дихотомия постепенно спасающегося узника и Другого, остающегося в пещере – на каждом этапе являющим собой противоположность потенции спастись (в том числе и его желание убить возвратившегося с поверхности узника), что позволяет рассматривать его в качестве фигуры dasMan (или и вовсе «бюргера» и «мещанина»). Латентная динамичность несказанного просматривается при анализе Хайдеггера в его внимании к динамике элементов притчи, к которым относится мерцание, тени, отблески, отражения и проч. Бибихиновский перевод, в котором фигурирует «идея добра» вторит цели Хайдеггера вывести идею блага (как возвышающуюся над всеми прочими, как «идею идей») из христианских коннотаций, из зоны морали.
Градуированная «истинность» обязывает воспринимающего к решимости стоять в истине – в этом смысле Хайдеггер уже на раннем этапе реконцептуализации понятия подготавливает почву для обвинения в сторону Платона: ориентация на идею блага вкупе с подобным проектом воспитания вынуждает понимать истину в качестве соответствия и правильности, но не как несокрытости. В этом смысле позитивность свободы, направляемая существом идеи блага, являющейся конечным ориентиром для аутентичного схватывания сущего, становится парадоксальной в свете негативного отправления этой позитивности внутри схемы восхождения по ступеням истинности, где узник всякий раз испытывает то или иное воздействие от Другого «оттуда», т.е. того, кто буквально влечёт его из пещеры наружу. Узнику неизвестна эта градация, но будучи отправленным (Другим) и направленным (идеей блага) одновременно, он тем не менее проходит этот путь шаг за шагом, в конце концов понимая свое обязательство вернуться обратно и повести оставшихся за собой.
В подобном конспекте приготовление «вне вопросов» сущего к этому самому сущему, открывающемуся в несокрытости, становится «пайдейей», противоположной гуманистическому образованию (здесь можно усмотреть скрытую полемику с известным филологом и теоретиком «третьего гуманизма» В. Йегером). Дело не в кризисе эпохи, но в ее решающем характере, которая ставит перед человеком вопрос о его существе. Истинное же воспитание одновременно формует и приготовляет человека к уже известному пути вне опциональных пересмотров, только так оно и возможно. Парадоксальной кажется ситуация, на которую обратил внимание участник кружка из ИФ РАН Д. Аронсон. Ведомый и ведущий в отношении воспитания совпадают в одном лице – то, что формует, в то же время формуется и само. Открытым остается вопрос о заступании в истину пайдейи, точнее – об авторизующей ее силе: из пещеры выходит стражник, который может стать, но не обязательно становится философом. «Пайдейя» становится руководством в буквальном смысле, узника берут за руку и ведут, однако он приготовлен к этому пути существом идеи блага, через которую возможно восприятие подлинной действительности. Однако Хайдеггер обвиняет Платона именно в том, что он, отождествив благо с всеобщей идеей, легитимировал в философском поле понимание истины, при котором соответствие между видом предмета и видом идеи блага (для конкретного воспринимающего) становится коррелятом, мерилом истинности. Это порождает, с одной стороны, забвение истины как несокрытости, а с другой стороны – превращает философов в экспертов, для которых важна не истина в подлинном смысле, а ее формальная адекватность воспринятому виду идеи блага. А.В. Михайловский указал на одну существенную проблему в интерпретации Хайдеггера: для Платона идея блага находится «по ту сторону», она трансцендента, о нем, благе, невозможно знание, Хайдеггер же никак не отмечает этот аспект, оставаясь внутри метафорического сопоставление блага и солнца.
Признает ли Хайдеггер философа как эксперта, который должен, с одной стороны, вести (возвращаясь в пещеру), а с другой стороны – стоять в истине как несокрытости? Этот вопрос, оставшийся открытым, позволил перейти непосредственно к завершающему обсуждению вопроса о связи философии и политического для Хайдеггера. Фундаментом для изучения этой связи является предложенный докладчиком тезис о том, что «онтические» интенции Хайдеггера являются прямым следствием его «онтологических» мотивировок, укорененных в философских взглядах, которые в том числе прослеживаются и в рассмотренной статье. Важным пунктом является факт авторской философской речи Хайдеггера-философа, преодолевшего проблему публичности через университет, но проецирующим политическую мысль, проистекающую из онтологической критики, на современность, понимаемую как время решающих для истории народа (в первую очередь, разумеется, немецкого) вопросов.
Обилие текстологических нюансов, а также попутная корректировка оптики исследования «Учения Платона об истине» не позволили обратиться ко всем обозначенным тезисам выступления, однако в то же время обнаружили множество деталей, которые послужат фундаментом более тщательного изучения магистральных вопросов о политическом в философии Хайдеггера, касающихся в первую очередь материалов лекционного курса «О существе истины» 1933-1934 гг.
Антон Гребенников