Стенограмма и аудиозапись шестого семинара научно-учебной группы
Семинар16 мая был посвящен двум темам: «Самодеятельность: размышления о труде и творчестве в СССР» (Зинаида Васильева) и «Трансформации труда: глобальная нестабильность или освобождение» (Артем Темиров).
16 мая состоялся шестой семинар, на котором обсуждались два сюжета: «Самодеятельность: размышления о труде и творчестве в СССР», представленный Зинаидой Васильевой и «Трансформации труда: глобальная нестабильность или освобождение», предложенный Артемом Темировым.
Шестой семинар_Зинаида Васильева_Артем Темиров by Nug_Postindustry on Mixcloud
Зинаида Васильева (историк античности, антрополог) в рамках своей диссертации занимается исследованием практик ремонта, вторичного использования, домашнего изготовления вещей в советском быту. Интерес вызывает сфера досуга и перемещения технических знаний из сферы работы в досуговую и обратно. Гипотеза: в советскую эпоху большое число людей имели значимое для них хобби, причем как хобби оно зачастую не артикулировалось (любительский театр, туризм, изобретательство, сборка радиоприемников и т.д.) – определенная сфера, куда человек инвестирует значительную часть временных, материальных, энергетических и эмоциональных усилий, эта сфера порой составляла даже конкуренцию работе. Так же человек за счет основного своего дохода иногда инвестирует все больше своих усилий в хобби или самодеятельность.
Самодеятельностью это может называться потому, что изначально означает почин и инициативу – некоторые интенции к деятельности. Важно то, что это самостоятельная интенция к деятельности, которая в некоторых случаях имеет последствия социального порядка, т.е. приводит к некоторой организации. Гипотеза связана с тем, что сама по себе социальная и коммунистическая утопия, которая являлась важным смыслом и содержанием всего советского проекта, связывала труд с обязательной интенцией к самореализации и сочетала в себе, с одной стороны, императив, т.е. обязательства к этой самой реализации и обязательства к труду, но при этом с мотивирующей функцией, так, в нарративе о своей биографии люди воспроизводят этот дискурс, они понимают эту необходимость самореализации как нечто само собой разумеющееся для любого человека. Это является основной антропологической функцией: чтобы быть человеком необходимо самореализовываться разными способами. И в этом смысле необходимо подчеркнуть связь между основным содержанием той утопии, которая существовала в советский период, а с другой стороны – связи этой утопии с наличием вполне конкретных практик и институтов, а именно институтов, позволяющих и организовывающих реальный досуг людей: обширную инфраструктуру домов творчества, домов культуры, журналов, охватывая всю сеть: и географическую, и социальную. Они структурировали правильный досуг советского человека. Существенно здесь, в частности, то, что само наличие этой инфраструктуры остается для людей невидимым. Когда они говорят о своих хобби, они часто используют слова "мы собрались", "мы организовали", "мы сделали", поскольку они осознают эту деятельность исключительно как свою, где есть их субъективные потребности и их личная реализация. И все ресурсы: и материальные, и человеческие, и инфраструтурные, - которые при этом задействуются, остаются невидимыми прежде всего потому, что они бесплатны и легкодоступны. Они не требуют какого-либо специального доступа. Наличие свободного времени с одной стороны и относительно равная заработная плата большей части населения с другой ставили людей в такие условия, в которых они незаметно для себя переводили сферу своей работы в серу своего досуга и наоборот, пользуясь своим свободным временем. Очень часто, будучи руководителем кружка или просто участником какого-то мероприятия в ДК, они получали за это 3 рубля в месяц, но это не мешало им инвестировать в эту сферу гораздо больше ресурсов, чем в основную работу.
В отличие от противопоставления труда и отдыха, мы наблюдаем своего рода парадигму труда и творчества, которые в идеале реализуются на всех уровнях (на работе, в домашней сфере, в отдыхе). Идеальный советский ученый или инженер на работе реализует свой потенциал в изобретениях, затем на отдыхе в спорте или художественной самодеятельности, на даче в возделывании огорода или строительстве дома. На практике мы видим, что в этих сферах акцент может перемещаться, но, тем не менее, в своем рассказе человек будет говорить об этом, как об очень важном сегменте своей жизни, с которыми он будет часто связывать основные смысловые проблемы, независимо от того, происходит ли эта реализация в сфере работы или дома.
С окончанием эпохи плановой экономики и равного распределения материальных ресурсов, уже в эпоху перестройки именно та сфера, которая человека интересовала больше всего, оказывается сферой, которую он пытается превратить в профессиональную деятельность, которая будет приносить ему доход.
Главная идея в рассмотрении самодеятельности как практики, которая соединяет в себе труд и творчество. Существует предположение, что это было специфическим для советской культуры и советского общества в связи с тем, что и понятие самодеятельности было интегрировано в сам советский дискурс, и инфраструктура была создана для того, чтобы самодеятельность была нормальной частью жизни идеального советского человека.
А. Сувалко: Советскому человеку получалось зарабатывать за счет этой самодеятельности?
З. Васильева: Нет, вся идея как раз в том, что в советском обществе было относительно равномерное распределение зарплат. Они все были низкие, но они у всех были. Безработных было мало, а официально их не было вовсе. Плановая экономика в принципе лишала возможности дополнительного заработка, но она давала ему большое количество свободного времени как ресурса, который мог быть инвестирован во что-то другое.
М. Маяцкий: Нельзя строить здесь совершенно идилическую картину, которая волей-неволей получается, потому что, например, многие люди занимались коммерцией. На каком-то очень примитивном уровне. Это называлось фарцой. Это могло быть самодельное швейное производство и т.д. Некоторые разновидности коммерческой деятельности, у которых не было реализации в отведенном публичном пространстве, так же могли входить в самодеятельность, если расширить ее понятие.
З. Васильева: Для меня существенно, что это действительно связывается с некоторой утопической моделью, которая работает в обществе. Тот, кто начинает заниматься бизнесом, т.е. криминальной деятельностью, в условиях советского союза, по определению выходит из зоны работы. По большому счету он создает для себя ту нишу для самореализации, в которой он занимается определенным творчеством, при этом у него уже нет временного ресурса, который он куда-то мог инвестировать.
М. Маяцкий: Разве правомочно исследователю говорить, что что-то подходит, а что-то нет? Тут нужно как раз разделить утопию и практику. Слово «самодеятельность» недаром стало плюративным в определенном регистре языка. «Только не нужно самодеятельности». Самодеятельность характеризуется непрофессионализмом, официозностью. Если танец – то народный; какой-то был тоннель для того, что тогда носило термин «самодеятельность». Часто еще присоединялось прилагательное «художественная». Художественная самодеятельность. Возвращаясь к этимологическому значению, к тому термину, который употребляет Маркс, Гегель selbsttätigkeit, к той активности человека, которая считалась его миссией на земле. Необходимо разделять самодеятельность как идеологию которая побуждала (кружки, дома культуры,) и реальную деятельность, которая не всегда помещалась в эту идеологию и не всегда была с ней совместима. Фарца как коммерческая активность не всегда преступна, потому что советский режим обладал некоторой толерантностью.
З. Васильева: Толерантность не подразумевает разрешенность. Законодательно это находится по ту сторону закона.
М. Маяцкий: Масса фактов, которые относятся к действительным правонарушениям, никогда не попадали в эту сферу.
З. Васильева: Существенно, что эти отрицательные значения относятся к более позднему явлению. Отрицательные значения для слова «самодеятельность» датируются не ранее конца 50-х гг. До 50-х гг., а именно в конце XIX – начале ХХ веков это слово исключительно положительное, оно используется в разных значениях, даже как революционная спонтанная сила, способная к действиям. Это слово является частью нормативного словаря ВКПБ, которое впоследствии становится ЦК КПСС и не имеет никаких отрицательных коннотаций. Параллельно в 30-е годы возникает инфраструктура художественной самодеятельности, и, видимо, с начала 30-х гг. это слово начинает одновременно использоваться в значении самодеятельности как художественной и как институции, связанной с институциональным контекстом, и параллельно, по-прежнему, как спонтанная деятельность и способность к этой деятельности. Интересно, что именно к позднему социализму, в тот момент, когда в обществе становится массовое разочарование в той утопии, которая была предложена советской идеологией, возникают отрицательные значения. И это слово перестает даже использоваться людьми, которые участвуют в художественной самодеятельности, т.е. коллективы, которые работают под ее маркой и имеют титулы народных коллективов. Они стараются называть себя студиями, любителями и т.д., т.к. слово «самодеятельность» становится «заклейменным». Тем не менее, в общем дискурсивном поле это нам говорит что оно просто стало использоваться в негативном ключе, а не перестало иметь значение. Поэтому его и перестали использовать, чтобы не иметь дурных коннотаций.
А. Темиров: Все, что прозвучало в докладе, выглядит как исследование идеологической составляющей. Как бы там ни было, все, что сказал М. Маяцкий очень верно. В вопросе свободного времени и труда главное – субъективность. И для субъективности того времени было очень важно, что на экономическую деятельность ниже определенного уровня не обращали внимания. Лимонов жил за счет того, что шил мужчинам брюки, и он был не один. И без всяких сомнений это влияло на его субъективность. Он прожил несколько лет в Москве, и никто его за это не трогал. Это первый момент. Второй: само по себе рассмотрение свободного времени с исследовательской точки зрения некорректно. Такое ощущение, что свободное время в таком виде, в котором оно было в 20-30-х гг., когда были прекрасные утопические проекты вроде ДК ЗИЛ. То свободное время, о котором говорится в докладе, когда началось массовое засилие всех этих кружков самодеятельности, произошло в конце 60-х гг. Это происходило одновременно в СССР и в США и стало происходить по всему западному полушарию. Оно сопровождалось отчуждением свободного времени, если мы говорим про субъект, потому что свободное время не было таковым в том смысле, которое было заложено в марксистскую теорию. Это свободное время, которое противостоит работе. Т.е то свободное время, которое в том утопичном варианте, что звучит в идеологии, на практике реализовано не было. И, соответственно, советский человек это свободное время отчуждал так же как и труд. Исследования 60-70-х гг. (сегодняшние) как раз описывают трансформации, произошедшие с вхождением в постиндустриальное общество, с тем, что появились новые станки, которые позволяют всем работать намного меньше. В 20-30-х гг. никто мало не работал. И свободное время было мечтой. А в 60-х гг. свободное время стало возможным. Но, несмотря на кружки самодеятельности, не все было дозволено, и людей иногда из-за их самодеятельности и творчества увольняли с работы. Это очень важный для субъективности момент.
Есть такой фотограф Борис Михайлов. Он исследовал сам по себе феномен свободного времени и сам был результатом этого свободного времени, потому что он стал фотографом именно в 60-е гг., именно за счет того, что у него появилось свободное время, которое было связано со всеми описанными выше процессами.
З. Васильева: В 20-е гг. свободное время вряд ли было мечтой, скорее вопрос об этом вообще не стоял. Любопытно, что вся идеологема и утопический дискурс до сих пор остаются актуальными в сознании двух последних советских поколений. А их двойственность встречается за пределами оазисов концентрированной реализации советской утопии. И это вовсе не опровергает наличие этой сращивоемости труда и творчества, как обязательных инструментов и элементов советской субъективности, а наоборот – подтверждает, что самодеятельность (особенно в позднем социализме) очень часто становится самодеятельностью для себя. Человек начинает организовывать свое пространство, нишу, в которой он самореализуется. Сама идеологема самодеятельности, которая подразумевает оригинальность, инициативность и активную позицию субъекта,--это тоже часть модерновой идеологии.
М. Маяцкий: В 70-е гг. специалисты по советской истории назвали бы точно съезд КПСС, с которого слово «творчество» проникает везде и всюду. В виде идеологиемы. «Сверху приказано быть творческими».
А. Темиров: В советские годы были практики обязательного посещения кружков. Как в Китае: ты работаешь, потом ты должен отдыхать. И свободное время не отчужденное предполагает, что ты сам решаешь, чем тебе заняться. А здесь было обязательным идти в рабочий клуб, в ДК и т.д.
З. Васильева: Кружки, которые были призваны формировать настоящее революционное рабочее искусство как практика не привели ни к каким результатам. Из-за чего Маяковский и Родченко, как идеологи, которые считали, что могут пробудить в рабочих склонность к истинному пролетарскому искусству, а именно к искусству геометричному, формальному и т.д., потерпели крах, поскольку рабочие не понимали красоты и хотели реалистичных пейзажей. Ни одна практика обязательного посещения творческих кружков не привела к какому-то успеху.
А. Хитров: Абсолютно творческая работа или связана с какой-то экономической выгодой? Или и то, и другое?
З. Васильева: Для концепта самодеятельности, меня интересует как работа, хобби и творческий элемент того и другого могут сочетаться в различных комбинациях. Наличие какого-то материального вознаграждения, безусловно, учитывается, поскольку это интересно, влияет ли оно, если влияет, то как. Но это не является критерием.
А. Хитров: Иван Селеньи – венгерский экономист, описавший венгерский случай возникновения неформальной экономики. Его гипотеза и его аргумент состоит в том, что в какой-то момент партийные структуры расслабились и стали слишком толерантными, стали позволять людям выращивать огурцы, чинить автомобили и радиоприемники и при этом зарабатывать. И пороговой суммы не было, после которой начинали ими интересоваться. И в итоге в 70-80-х гг. согласно автору к возникновению новой неформальной рыночной структуры и иерархия в этой структуре стала более важной, чем иерархия партийная, официальная. Люди просто перестали интересоваться партийным ростом, какой-то борьбой, потому что можно было просто вырастить огурцы и в 2-3 раза увеличить свой доход. Он говорит только про Венгрию, очень интересно существовало ли что-то в других республиках.
З. Васильева: Правильно я понимаю, что он говорит о том, что была заново сформирована иерархия, основанная на материальных принципах именно по доходам?
А. Хитров: Да, было бы интересно посмотреть, было ли это в советском союзе.
З. Васильева: Там речь идет о массовой практике или об элитарной, закрытой? Представить, что это было массовым явлением трудно.
А. Хитров: Он имеет в виду появление новых элит. Из просто рабоче-крестьянских сословий, которые стали немного накапливать и пускать накопленное в оборот. И по сути они стали новой элитой.
З. Васильева: Продавая при этом на рынке или из-под полы?
А. Хитров: Скорее это неформальный обмен.
Е. Раппопорт: Обсуждалось извлечение экономической выгоды или не извлечение. Разделяете ли вы по целеполаганию эти практики? Существуют практики такого порядка, которые не предполагают экономической выгоды, но и не являются чисто творческими ради творчества. Где результат имеет бытовое применение.
З. Васильева: Прежде всего, есть люди, которые извлекают экономическую выгоду, но ни для кого из них экономическая выгода не является основной мотивацией. Выборка формируется случайно. Эти люди четко противопоставляют себя бизнес-сообществу. Т.е. они не осознают себя бизнесменами. Они ничего не производят серийно, и не могут отказаться от дела, если оно нерентабельно. Практика сама по себе доставляет удовольствие, которое является важной и основной мотивацией. В наборе этих вещей, можно обнаружить континуум, где будут пересечения, но это не значит, что есть какие-то правила, которые регулируют эти пересечения или попадания в ту или другую зону. Человек, создающий какие-то предметы или вещи, чтобы компенсировать существующий на рынке дефицит, при этом может заниматься производством вещей, просто потому что ему это нравится. Иногда практика имеет большее значение, чем результат.
М. Маяцкий: Это на одном полюсе. А на другом, он может с удовольствием делать нечто и продавать или использовать. Он может делать полезную вещь и получать удовольствие. Здесь нет противоречий.
М. Вагина: Бывали ли такие случаи, когда определенная деятельность выполнялась не ради деятельности, а ради общения с определенной социальной группой, когда товарищество – символический или социальный капитал.
З. Васильева: Безусловно, любительское сообщество может являться социализирующим. Этот момент имеет значение. Но меня интересует построение отношений не с людьми, а с материальным миром.
Артем Темиров в докладе "Трансформации труда: глобальная нестабильность или освобождение" сделал акцент на позитивных моментах процесса прекаризации труда, так как до этого на базе Стендинга и Ноэля обсуждаласть только негативная сторона этого феномена.
Положительный момент в прекаризации можно обнаружить тогда, когда мы рассматриваем проблемы, которые прекаризация вскрывает. Эти проблемы связаны с иерархическими отношениями и с отношениями власти, которые вплетены в труд (трудовые отношения). Есть много разных примеров, когда люди не считают нужным выполнять ту или иную работу, т.к. считают ее низкой, плохой, грязной, тупой и неинтересной. Вопрос, почему люди на нее соглашаются, не всегда очевиден. С точки зрения прекаризации, очень большое количество людей вынуждены работать на такой работе, т.к. по их специальности нет возможности заработка. Экспертное общество знаний создает иерархии именно тем, что «я знаю, мой труд требует квалификации, значит, я умею», и здесь возникает прекаризация, проблематизирующая этот вопрос методов оценки, вкладов чьего-либо труда в общество. Если мы рассматриваем понятие «шлагбаума» и работу пиар-менеджера, то вопрос оценки их труда для общества остается открытым, потому что нет никакой ценности в том, что кто-то выбирает один бренд, а не другой. Так же, как можно было бы автоматизировать поднятие «шлагбаума». При этом, разница в зарплатах в 4 раза создает иерархию. Этот критерий, связанный с рыночной экономикой, и прекаризация его проблематизирует, потому что рыночная экономика абсолютно не является критерием, т.к. у нас есть учителя, которые имеют гораздо больший social value, чем пиар, но при этом их зарплаты в разы ниже. Здесь прекаризация, рассматриваемая Стендингом исключительно в негативном ключе, ставит новые вопросы ребром. Т.е. если мы на них не отвечаем, то есть этот dangerous class, если мы на них отвечаем и находим выход, то возможно мы уничтожаем эти иерархии.
Стендинг приводит пример с южным корейцем, который работал финансовым аналитиком, а потом в связи с кризисом свою работу потерял, но продолжает всем рассказывать, что он работает финансовым аналитиком. То, что он работает рыбаком на корабле для ловли крабов, не знает даже его жена. Южная Корея и Япония являются яркими примерами дикой прекаризации с точки зрения иерархии. И этот парень отзывается о своей работе как о работе непрестижной и ущемляющей его гордость. И это одна из тех проблем, которую Стендинг предлагает решать профсоюзам или иным объединениям.
Freelancer’s Union – один из самых сильных профсоюзов прекариата, это представительство включает в себя и part-time occupations, self-employed, тех, кто на проектной работе. Это самый большой профсоюз фрилансеров. Основные его задачи сводятся к тому, что все те проблемы, о которых пишет Стендинг, о которых «трубят» левые активисты, которые против неолиберализма и против рыночной экономики – это проблемы, связанные с социальными обеспечениями и социальными гарантиями, страховками и пр., решаются этим профсоюзом. Вступив в этот профсоюз и став его членом, человек может размещать информацию о себе, видеть рейтинги работодателей, не оплачивая никаких членских взносов, но у него не будет страховки. Однако и это решаемо, при оплате некоторой fee можно получить разные виды страховок, а также существует программа, по которой человек может выйти на пенсию. По логике Стендинга это все должно решить. К тому же, профсоюз еще занимается лоббизмом, так как эта организация имеет еще и политический статус. Но описанные Стендингом функции не выполняются. Профсоюз, объединение фрилансеров с целью обеспечить себя какими-то социальными гарантиями, немного изменить законодательство, чтобы оно защищало прекариат, не работает. Соответственно, возникает вопрос: почему, и как это можно менять.
Здесь ключевой момент: вопрос про иерархию, вопрос про то, как труд воспроизводит иерархические отношения и что нужно сделать, чтобы все эти прекариатные формы труда, которые по своей сути эмансипаторные, продемонстрировали этот свой потенциал.
Уже как лет 20 развиваются альтернативные способы решения разных проблем прекариата. Возникает такая форма как
-
time banking – первая форма, которая возникла как идея в 1986г., но реализовалась в 90-х. Смысл ее в том, что человек, имея какую-то работу, но при этом, располагая свободным временем, он может что-то еще: он делает то, что может для людей своего community и получает часовой кредит на своем счете в банке. Эти часы впоследствии тратятся им для того, чтобы кто-то из его community так же сделал что-то для него (починить кран, приготовить еду). Таким образом, происходит знакомство людей, генерация community, которая является одним из последствий неолиберализма.
-
sharing economy - экономика совместного пользования/потребления в целом приводит к очень серьезным изменениям в сфере труда. Сюда входит car sharing и bicycle sharing – это достаточно известные практики, однако существуют более интересные проекты, такие как Yerdle (http://www.yerdle.com/). «Он позволяет шэрить все». К примеру, У вас есть футбольный мяч, но вы используете его раз в месяц, вы можете зашэрить его с кем-то из соседей. Зашэрить - значит дать им попользоваться на какое-то время. Однако, это всегда определенный срок, чтобы не возникало неудобных ситуаций. Ты даешь человеку велосипед на две недели, значит, ты не можешь через неделю сказать ему, что ты передумал и хочешь его забрать. Можно не только шэрить, но и просто отдавать вещи. В России есть даже аналог - Дару-Дар. На этом сервисе можно только отдавать, но это так же в этом же русле изменения отношения к вещам.
-
skillshare (http://www.skillshare.com/) - это проект не столько в области шэринг экономи, сколько меняющий сферу труда и отношение к труду вообще. Он позволяет делиться вашими знаниями с другими людьми как онлайн (скайп-занятие), так и офлайн. При этом, эти знания не обязательно совпадают с теми знаниями, которыми делятся люди, зарабатывающие через сайт Репетиторы.ру. SkillShare ориентирован на то, чтобы люди делились любыми своими навыками. Учили других готовить, чинить велосипеды, собирать компьютеры, шить, танцевать и т.д. Занятия платные, их цену устанавливает тот, кто делится своим знанием, а сайт берет комиссию 15%. Важен этот проект тем, что здесь не требуется никаких дипломов и сертификатов, учить чему-либо может любой человек. Система рейтингов и оценок создает механизмы доверия. И скучный менеджер, ненавидящий свою работу в магазине, может реализовываться через преподавание игры в шахматы по вечерам. Если у него это получается, его ученики пишут положительные отзывы и у него учеников становится все больше, он может бросить работу и зарабатывать преподаванием шахмат, таким образом, раскрывая свой потенциал и судя по всему, делая то, что у него получается и что приносит ему удовольствие и самореализацию. Яркий пример - программист Эви Фломбаум бросил свою работу, где он был Chief Technology Officer. На SkillShare он учит людей веб-программированию, преимущественно языку Руби. И видимо, ему это нравится больше. За 2012 год своими лекциями и семинарами он заработал 100 000 долларов.
-
http://www.lyft.me/ - сервис, сравнимый с airbnb для такси. Человек, являясь пользователем этого приложения, нуждается в поездке домой на машине, он ищет на сайте другого человека, располагающего свободными 20-ю минутами и едущего примерно в этом же направлении. Он открывает приложение и отправляет второму запрос, а так же указывает цену за эту услугу. Если он соглашается, то он приезжает и везет этого человека. Затем, приложение списывает с него эту сумму, и 80% отправляет водителю, а 20% оставляет себе. Как правило, люди, которые везут, не являются таксистами.
-
taskrabbit (www.taskrabbit.com/) – сервис похож на возможно известный кому-то http://youdo.com, работающий в России. Он позволяет искать небольшие задания. Кому-то нужно вкрутить лампу, это 5 минут - если ты рядом, нажимаешь, что берешь задание, вкручиваешь лампу и получаешь свои 20 долларов через приложение. Вознаграждения за задания разнятся от его сложности, здесь может быть как чистка ковра, так и поход за продуктами. Сервис берет с вознаграждения 15%.
З. Васильева: Пример с Южной Кореей и иерархией: Южная Корея – опасное поле, на которое не всегда возможно перенести все концепции, которые существуют в Европе или Америке. Иерархия в этой стране строится другим образом, которая не отменяется даже тогда, когда человек интегрируется в кампанию. Сопоставления иерархии, которые выстраиваются на противопоставлении труда и власти должны быть аккуратны
А. Темиров: Южная Корея и Япония являются противоположным полюсом, где противоположность прекаризации и иерархии наиболее сильна, т.к. в Японии устройство на работу в компанию – это единственный путь достижения социального признания. В Корее то же самое. Если вдруг человека из этих стран увольняют, то это воспринимается как катастрофа, поэтому Япония имеет высокое количество самоубийств среди офисных работников. Раньше их не увольняли – не было такой традиции, т.е. устроился на работу – и до конца жизни. В 2000-х стал происходить слом.
З. Васильева: Но эта локальная статистика дополнительно проблематизирует сам тезис, что социальное признание строится в связи с карьерой и экономическим благополучием. И почему любопытен советский контекст? Там социальное признание не зависело от экономического успеха человека.
А. Талавер: Перечисленные формы sharing economy были представлены как некоторая альтернатива существующей экономики, которая позволяет выйти из существующей структуры рынка труда? Но если брать то, как проблематизирует прекариат Стендинг, они же по-прежнему не дают страховки, социальных гарантий и проч.
А. Темиров: Стендинг рассматривает прекариат в его глобальном контексте. Говоря про стартап, это априори про развитые страны. И трансформации труда происходят не равномерно. В Европе эти трансформации труда на сегодняшний день будут впереди. И естественно, что эти вещи не применимы к индийскому прекариату. По поводу социальных гарантий: смысл в том, что Стендинг и многие с ним говорят, что государство должно гарантировать фрилансерам и part-time job социальный пакет. Это можно проблематизировать через волонтерство, что люди, которые занимаются этой деятельностью, восполняют какие-то государственные функции. И левые активисты утверждают, что таким образом устраняются проблемы, что люди не видят, что есть проблема, что государство не выполняет своей функции. Self-employed и фрилансеры позволяют платить меньше налогов государству и тот факт, что ты не платишь налоги оправдывает тот факт, что государство не дает тебе социальные гарантии.
А. Сувалко: Государство как-то пытается проникать, регулировать, обложить налогами?
А. Темиров: Конкретно в США в штате Сан-Франциско и Нью-Йорк разрабатывают законопроекты, которые будут регулировать деятельность airbnb. Это все делается под видом защиты потребителя, потому что у государства есть ощущение, что это опасно. В штате Калифорния Public utilities commission (Комиссия по общественным делам) они разрабатывают законопроект и сделали уже предупреждение и будут выпускать какие-то акты проектов типа Lyft, которые будут позволять людям подвозить друг друга на машине и получать за это деньги. Это приобретает такие масштабы, при которых государство начинает беспокоиться о неуплате такими организациями налогов.
А. Хитров: Airbnb – это еще и международные финансовые операции.
З. Васильева: Действительно ли такие традиции, связаннее с фрилансом, интерпретируются как освобождающие? Можем ли мы их интерпретировать как определенное насилие, которое требует постоянного креатива? Человек не может быть креативным на 100%, 24 часа в сутки. Пилоты некоторых авиалиний работают как фрилансеры, они заключают с авиалиниями контракт и их график может быть довольно зыбким, но в отличие от таких профессий как дизайнер или фотограф, эта работа подразумевает сильный физический износ. Эти люди лишены пенсий и социальных пакетов, и имея большой риск, связанный со здоровьем, они могут вылететь из этой системы в любой момент. Рассматриваете ли вы sharing economy как определенную солидарность, или здесь есть некоторый конфликт, который еще не продуман в рамках красивых теорий sharing economy?
А. Темиров: Конфликт продуман и проанализирован. И заключается он в том, что, например, car-sharing проекты появились в 2000-х и первые несколько лет они не развивались вообще. Потому что они изначально развивались как формы солидарности. И в таком контексте это не работало. Как только там появился момент, связанный с финансовой мотивацией, они стали развиваться. Это одна из форм экономики, которая позволяет как-то зарабатывать. Здесь вопрос не про солидарность, а вопрос про то, что это позволяет приобретать профессиональную независимость и именно это мотивирует людей. Все творческие профессии сейчас работают на износ. Работая арт-директором какой-то кампании можно получать большие деньги, но и работать не 8 часов в день, а по 12-13-14 часов в сутки и на выходных. Если это способ реализации – то можно поднимать «шлагбаум» и пользоваться поисками part-time job, которая не будет требовать умственного труда, вызывать отвращение и т.д.