Краткая стенограмма третьего семинара научно-учебной группы.

7 марта на отделении культурологии факультета философииНИУ ВШЭ состоялось третье заседание научно-учебной группы «Труд, знание и досуг в постиндустриальном обществе". Ключевым сюжетом семинара стало обсуждение книги Гая Стэндинга "Прекариат - новый опасный класс" (2011).

7 марта в рамках третьего заседания научно-учебной группы «Труд, знание и досуг в постиндустриальном обществе» продолжилось обсуждение книги Стэндинга "Прекариат - новый опасный класс" (2011).

Основные тезисы Главы №5 Labour, Work and the Time Squeeze, в которой автор говорит о проблематике времени и отношению к нему, а также различий между трудом и работой, обозначил Александр Сувалко.

Исторически каждая система производства опиралась на релевантную концепцию времени как направляющую структуру. В аграрном обществе труд и работа адаптировались к рабочим ритмам и сезонным и погодным условиям. Поэтому в то время любая идея 8-ми часового рабочего дня показалась бы абсурдной. С наступлением индустриального периода экономики система времени становится абстрактной и унифицированной: не протяженность светового дня и сезон, а строгая часовая стрелка определяет теперь график работы. Необходимо отметить, что для фордистского способа производства характерно четкое разделение рабочего места, дома; и со временем было все понятно: есть установленные рамки (8-часовой рабочий день, затем досуг).

Стендинг отмечает, что мировой рынок не уважает человеческую физиологию: это машина, работающая в режиме 24/7. Рынок никогда не спит, не расслабляется, ему безразлично время суток (ночь или день). Если компания не в состоянии подстраиваться под этот ритм, то она упускает возможность прибыли. Сегодня режим рынка определяет режим жизни сотрудников. Стендинг предлагает концепцию третичного времени (tertiary time): этот термин взят из сферы услуг – третьей сферы (сфера услуг становится парадигмальной для всей экономики).

Далее автор задается вопросом «Что же такое работа?» и обращается к тому разделению, которое было в Древней Греции:

·     Labour – это то, чем занимаются не граждане, рабы и это является грязной работой
·     Work –это праксис, то есть когда работа обладает значимостью жителей и направлена на благо всего полиса. Это как раз все, что связано со словом филия (philia или φιλία), обозначающим любовь и дружбу одновременно.

Так же Стендинг говорит об игре, как о необходимой части для отдыха и о двойном значении игры: досуге и обучении, право на которое отличало граждан и давало возможности для участия в жизни полиса.

Сегодня же работа, которая не труд и не обладает меновой стоимостью, игнорируется. Стендинг предлагает «выйти» из этой лейбористской парадигмы, и прекариат как группа более прочих нуждается в этом.

Далее он обращает внимание на изменение рабочего места. Классическое различие между рабочим местом и домом, которое существовало в индустриальную эпоху, нивелировалось. В нынешней ситуации рабочее время не кончается никогда, а большая часть работы выполняется в воображаемых «рабочих местах»: в кафе, машине, дома и т.д. Стендинг это связывает с всепроникающими техниками менеджмента, которые просачиваются в сферу личного пространства (privacy).

 «Интенсификация труда»:  поиск дополнительного заработка помимо основной работы для того, чтобы чувствовать себя более уверенно. Стендинг приводит пример с японскими женщинами, которые трудятся во имя собственной независимости. Женщины оказываютя в ситуации наложения требований индустриального общества и традиционных гендерных распределений, которое приводит к тому, что женщина должна по-прежнему выполнять старые обязанности «домашней работы» и включатся в трудовой процесс, но это не является «привилегией» женщины.

 «Работа для труда» (Work-for-labour): в экономическое производство вовлекаются навыки, которые человек получает в течение всей своей жизни: ответственность, общительность, навык публичных выступлений и т.д. По сути, их требует работа, но не включает зарплата. Несмотря на постоянную занятость, многие консультанты рекомендуют тратить 15% времени на образование. Таким образом, получается, что человек в течение своей жизни должен заниматься самообразованием ради того, чтобы лучше справляться со своей работой. Для того, чтобы получить доступ к труду, необходимо предварительно работать над собой. Грани между рабочим и свободным временем стираются. Стирается грань между тем, что человек вкладывает в собственную красоту для себя и тем, что он инвестирует в нее, чтобы получить в будущем какую-либо прибыль от этого, т.е. выгодно впоследствии продать себя.

«Работа для воспроизводства» (Work-for-reproduction): Жизнь становится такой  техноемкой и запутанной бюрократией, что простое обеспечение себя и своей семьи в обществе требует инвестиций, сопоставимых с трудовыми: вести переписку со страховыми компаниями, вести семейную бухгалтерию и т.д.

Люди должны быть «мультизадачными». Стендинг как раз говорит о неологизме «multitasking».

Михаил Маяцкий: Не совсем, т.к. это становится требованием и на рабочем месте.

А.С.: Т.е. получается, что приходится решать ряд мелких задач, но при этом они, требуя необходимого решения, не способствуют развитию.

М.М.: Выполнение всех этих задач идет в ущерб каждой из этих задач. Общая экспозиция по отношению к работе, которая изменилась и которая уже не состоит в предъявлении четкого списка обязанностей.

А.С.: Скорее речь идет о инициативе, чтобы доказывать свою эффективность.

М.М.: Человек сам должен присоединять к своей работе все новые задачи.

 «Молодость и «связь»» (Youth and ‘connectivity’):  Facebook и социальные сети—это практически единственный доступный вид досуга для прекариата. В то же время постоянная доступность и контактность—необходимое качество работника новой экономики.

Анна Григорьева: Необходимо уточнить связанное с этим слово «connectivity» и перевести его, т.к. не совсем понятно, что оно означает. «Связанный»  было бы слишком простым его обозначением.

М.М.: Соловьев перевел бы как «соборность», «Бытие на связи» по Хайдеггеру. Имеется виду перманентная доступность всем и связанность со всеми.

Вера Ройтер: Постоянно быть online.

А.С.: Т.е. Необходимость быть постоянно включенным в процесс труда.

М.М.: Гениальный афоризм, что постоянное взаимодействие– опиум для прекариев. (Non-stop interactivity is the opium of the precariat) –  явный парафраз Маркса.

«Недостаток досуга», который приводит к тому, что у прекариата нет возможностей саморазвития, самообразования, воспитания критического мышления, а также участия в политической жизни.

Далее группа переходит непосредственно к обсуждению:

Александра Талавер: К проблеме того, что Стендинг говорит о прекариате как о классе, кто в него входит, и, упоминая его даже через строчку, возникает вопрос, насколько он здесь необходим? Как он подчеркивает особенности прекариата? Что это именно прекариат, а не общая тенденция изменения общества в целом?

А.С.: Мне кажется, что это общая тенденция, и это имеет отношение ко всем: и к салариату тоже, т.к. он живет по такому же распорядку – нон-стоп бытие в сети, быть на связи.

 М.М.: Он и говорит о том, что границы между салариатом и прекариатом размываются. И фактически мечта работодателей перевести салариат на рельсы прекариата. Происходит стремление сделать всех фрилансерами. Появляются термины «перманентные» и временные сотрудники.

А.С.: Стремление всех перевести на аутсорсинг.

В.Р.: Что касается  применения этих моделей к современному российскому обществу. Возникает ситуация, когда в Москве существует класс, который является салариатом, но при этом совершенно не включен в новые технологии типа FB и электронной почты, так как для этого у них есть свои секретари, в отличие от западных бизнесменов, которые с Blackberry и  сами отвечают на свои письма. Т.е. получается тенденция, что «я в это во все включен, но на самом деле еще больше в это включена моя секретарша».

М.М.: Это чистая диалектика господина и раба: начальник в итоге становится рабом своей собственной секретарши.

Ева Раппопорт: Есть люди, пишущие письма Caps Lock’ом без знаков препинания. Интересно, как маркируют определенное отношение к девайсам язык: слово «электронка», например.

Шестая глава A Politics of Inferno представлена Марией Вагиной.

Слово Inferno имеет 2 разных значения: ад и программное обеспечение.

Толпа, знакомая всем нам, и ею управляет государство, управляет определенным образом. С одной стороны есть закон, он един для всех, и закон предполагает какое-то обращение к толпе, к коллективу без каких-либо особенностей по отношению к каждому человеку. С другой стороны есть рынок, который диктует совершенно другие законы. В данном случае необходимо оговориться, что к России слова Стендинга не совсем применимы. Но то, о чем он говорит, заключается в том, что «на эскалатор попадают по одиночке». На рынке всегда есть соревнование и каждый должен показать свои особенности.

То, к чему приходит наше общество, лучше всего описывается моделью паноптикума: каждый сам за себя, но всеми управляет государство. Это известная модель, когда надзиратель находится в центре круглого тюремного пространства и имеет возможность наблюдать за каждым заключенным. Здесь важен не факт наблюдения,  но именно ее возможность. Аналогично этому, как утверждает Стендинг, и движется государство, контролирующее каждого человека. Каждый сидит в своей квартире и каждый отдельно друг от друга занимается своими делами—в этой атомизированности граждан заключается сила государства. Лучшим примером является система камер слежения на улицах города Шень-Чжень в Китае, где находится одно из крупнейших электронных производств. Там 6 млн. людей постоянно находятся под присмотром. Камеры размещены на всех зданиях и улицах города.

Одна из ключевых проблем современности: приватность индивидов. Автор перечисляет очень интересные примеры из американского контекста, но подобные аналоги можно встретить и в российской действительности (Здесь Мария приводит в пример скандальную рекламу Яндекс Панорам, с помощью которых девушка уличила своего молодого человека в измене. Яндекс не мог избежать обвинения, что это был слишком громкий пиар). Когда Google с их проектом Street View обвинили во вторжении в частную жизнь, они ввели плагин, который стирал изображение лиц людей.

Общеизвестно, что доступ к личным данным в социальных сетях достаточно прост, поэтому работодатели могут вполне легко узнать интересующую их информацию о кандидате на вакансию. Помимо этого, сети привели к тому, что обществу все время необходим feedback. Помимо того, что работодатели контролируют кандидатов, сотрудники контролируют начальников, отправляя в Интернет отзывы о работе или, к примеру, могут фиксировать нарушения полицейских. По версии Стендинга, в Америке это действует весьма эффективно. Теперь возможно отправлять feedback’и на врачей и даже на учителей в школе.

Книга Стендинга построена как сборник большого количества историй, как если бы мы просто пытались мониторить какие-то журналы и газеты и выявлять различные интересные факты по тому, как проникают гаджеты в нашу жизнь. К примеру, автор говорит о Швеции, в системе образования которой наблюдается тенденция к упразднению фигуры преподавателя, школьники видят своих учителей только 15 минут в неделю, проводя основное время за компьютерами.

В данной главе чувствуется очень сильная нервозность автора, т.е. каждый пример показывает, что мы находимся в мире, который изменяется постоянно и мы не можем предотвратить эти изменения, а главное, что эти изменения, помимо их неподконтрольности, абсолютно драматическим образом влияют на нашу жизнь, делая нас теми самыми узниками тюрьмы. Планшеты в школах, компьютеры на работе, предоставляемые людям – существует вопрос, не установлены ли на них программы, которые следят за тем, чем мы занимаемся. Более того, все системы контроля проникли не только в нашу электронную жизнь, но и в наши тела: было исследовано, что существуют вещества в теле, которые определенным образом влияют на наши качества, которые необходимы при определенной работе. Стендинг приводит в пример особый ген, называющийся HTR2A, гормон кортизол и тестостерон, которые, при определенных сочетаниях, особым образом  формируют способность выполнять какую-либо работу. И он задается вопросом,  а что если бы работодатели имели возможность изучить медицинскую карту работника и просмотреть все эти показатели и, согласно им, выдавать работу. Это – абсолютный контроль.

Далее автор переходит к вопросу самой работы, которая стала самой главной ценностью в жизни. Именно работа определяет,  счастлив ли человек или нет, потому что работа предоставляет 2 вещи:

1.     Удовлетворение;

2.     Самоопределение.

Более того, как говорит Стендинг, ничего в жизни и не нужно. Во всяком случае такую парадигму диктует нам государство. И это счастье не в гедонистическом смысле. Если мы несчастливы, государство предлагает альтернативу – терапию. Если мы несчастны на работе, значит – мы несчастливы сами по себе. И в связи с этим он переходит к анализу политики в США. Он приводит в пример книгу Nudge (an influential book by Cass Sunstein and Richard Thaler (2008)), автора этой книги Барак Обама назначил руководителем одного из департаментов, а Кэмерон в Великобритании отдал приказ всей своей команде читать эту книгу. Согласно авторам этой книги, предполагалось, что у человека есть 2 системы:

1.     Рефлексивная система (когда мы что-то решаем);

2.     Автоматическая система (когда мы подвергаемся эффекту толпы и ведем себя так, как принято, как ведет себя большинство в данной ситуации). Поэтому такие действия довольно предсказуемы. Соответственно, существует возможность управления человеческими чувствами и эмоциями. Абсолютно аналогично можно строить то, что называется «an architecture of choice» - архитектура выбора – некая системы, которая создает ситуацию кажущейся возможности выбора, когда можно заранее предсказать, как человек себя будет вести в определенной ситуаци.

Перечисляя 4 группы прекариата: мигранты, преступники, инвалиды, люди зависимые от проблем со здоровьем (рожающие женщины или люди, постоянно нуждающиеся в медицинской опеке), Стендинг обнаруживает демонизацию прекариата в СМИ, которая работает и на усиление государственного контроля за ними и согласуется с законами рынка, на котором должен выживать сильнейший. Из демонизации прекариата можно вывести некоторые идеи: каждому дать по работе, однако автор позднее отказывается от этого тезиса, так как он очень советский.

В заключении Стендинг вынужден признать, что весь контроль, который осуществляется через FB или Google Street View осуществляется только над прекариатом, т.е.  в конце  неожиданно возникает вывод, что именно прекариат страдает от этого контроля, хотя очевидно, что все тенденции, описанные в этой главе, относятся и к другим частями общества.

 Далее он заявляет следующую проблему – прекариат не голосует. Проблема заявлена, но решения нет, вместо этого мы видим Чаепитие (Tea Party). Стендинг приводит в пример Бразилию. Чаепитие – движение, предположившее, что каждый должен решать за себя. Их лозунг «I’ll keep my money, my guns and my freedom». Выводы, к которым приходит автор, довольно банальны: все, что происходит сейчас в обществе – небезопасно. Мы не можем чувствовать себя в безопасности, пока контролируемся государством, а не быть под его контролем мы не можем. Меньшинство в таком случае управляет большинством, якобы делая его счастливым. В целом,  эта модель государства описывается Стендингом как  «неофашизм».

Еще одна проблема книги Стендинга – она построена на постоянных повторениях: повествование о том, что ты должен рассказать, затем повествование о том, что ты хочешь рассказать, а затем повествование о том, о чем ты только что рассказал. И в обсуждении прошлых глав поднимались эти же вопросы.

А.Г.: Во многих статьях про прекариат проговариваются эти тезисы. Напрасно здесь подозревать Стендинга в таких схемах. Для академической книги типично повторять тезисы.

В.Р.: Про Обаму и контроль – здесь существует связь. Есть средства контролирующие нас.

М.М.: Это про инфантилизацию общества, ясно, что демократы при всей симпатии, которую они вызывают по сравнению с республиканцами, и последние их справедливо обвиняют в этом патернализме. Рядовой гражданин утопает в информации, поэтому ему необходимо предоставить архитектуру выбора. Т.е. кондиционировать его решения. И это не об Обаме, а об общем феномене общества. Какое это имеет отношение к прекариату – отдельный вопрос. Однако в защиту автора можно сказать, что эту главу необходимо рассматривать со следующей позиции: он описал кошмарный сценарий, при которой все против нас: технологии, государство, которые объединяются против бедного прекарного индивида, который недопредставлен в политике. Практика показывает, что ни мигранты, которым нельзя ходить на выборы, ни люди в подвисшем состоянии (которым отчасти неинтересно, отчасти совестно голосовать из-за собственного ощущения безработицы) ходить на выборы. И, в целом, этот класс получается недопредставленным в «воображаемом» общества. Де факто он статистически простирает свои границы в гораздо более широком объеме, чем представлено в системах репрезентативной демократии, т.е. через партии и путем бюллетеня в урне. Тут есть связка: ясно, что мета-уровень его книги показывает, что у нас нет теоретического аппарата для схватывания этой группы, потому что она «недокласс».

А.Г.: Говоря о «прекаризации» у других авторов, можно отметить, что всегда говорят о вытеснение из социума ее представителей. Это не соотнесение их с другими рабочими слоями, а то, что их уровень бедности зашкаливает. Происходит вытеснение человека из общества, он становится асоциален. И тезис автора про то, что наблюдение за людьми всеохватно, это касается психологического аспекта тоже, в том смысле, что человек более слабый и подконтрольный вытесняется из общества, так как он наиболее наблюдаем из всех.

М.В.: Это интересная мысль и ее мы и находим у Стендинга. Теория вытеснения прекариата из обсуждения работает и на этой главе тоже. Т.к. в первой части главы о прекариате ни слова.

М.М.: Это связано с connectivity, которая в предыдущей главе. Connecctivity требуется от молодежи. Но и в целом, общество попадает под этот императив постоянного доступа, постоянной связанности. Человек «уставился» в свой экран и для поиска работы. Work for labour.

М.В.: Многие эти ситуации характерны не только для прекариата. Например, поиск работы, который отнимает больше времени

М.М.: Для салариата это менее характерно, т.к. люди, имеющие постоянную работу, зачастую не ищут чего-то на стороне.

М.В.: Безусловно, многие тезисы данной книги бесспорны. Например, о контроле или внедрении FB  в частную жизнь. Но они не обязательно характеризуют именно прекариат.

М.М.: Но когда вы часть салариата и вы пишете политические и эротические неполиткорректные вещи в частной сфере, за вами профсоюз, условно говоря. Но когда вы фрилансер или прекарный работник, который ищет работу, и работодатель имеет возможность доступа к вашей персональной активности в социальных сетях и не возьмет вас на работу, то за вами нет никакого профсоюза.

М.В.: Но действительно ли на них работает именно эта система, действительно ли эта система особенна по отношению к ним?

М.М.: Это очень правильно подвергнуть критику Стендинга, но он хочет сказать, что есть побочные эффекты всех этих трансформаций и феноменов, которые больнее всего бьют по прекариату.

Ознакомиться с книгой Стендинга можно здесь.
Продолжение обсуждения прекаризации труда и прекарного субъекта следует на семинаре  28го марта.